Поражение в двадцать восемь очков Кливленду, четыре перехвата, один мяч и бросок на
девяносто шесть ярдов — рекордно низкий показатель за всю историю. Сегодня вечером я
выглядел как второй запасной новичок-квотербек сразу после старшей школы.
Освистывания и крики стали еще оглушительнее. Мое сердце часто билось в районе
ребер, каждый дюйм моего тела был покрыт потом и грязью, вонью от моих собственных
страданий — ядовитая смесь отчаяния, разочарования и злости.
Толкая дверь в раздевалку, я не поднимал глаз, избегая суровых взглядов моих
товарищей по команде, и, быстро забрав одежду из сумки, направился в душ. Мне не
нужно было видеть то, как Крис яростно срывал с себя форму и бросал на деревянную
скамью, этот звук был крайне громким в стоявшей тишине. Мне не нужно было
подтверждение от Остина, Тони или Олсона, что я облажался, играя как любитель, — их
обида была таким тяжким грузом, что казалось, будто я волочил за собой цепь. Мне не
103
нужно было визуальное доказательство того, что вся линия обороны по-прежнему была в
своей потрепанной форме, следя за каждым моим движением, как будто я будущая
добыча для хищников. И кто мог упрекать их? Защита вытащила для the Blizzards две
последние игры, которые все-таки окончились поражением.
Пресса и тренерский состав рассматривали поражение команде the Raiders как
единичный случай, в результате чего квотербек, новичок Фитцпатрик, отвечал за мяч, в то
время как я отдыхал. Но сегодня вечером не было никаких оправданий — я не смог
достойно выступить против самой слабой команды в лиге. С самого первого броска я
почувствовал разрозненность и неслаженность, и так и не смог найти свой ритм или
задать свой собственный.
Правда была в том, что я не ощущал спокойствия с того моего спора с Гвен. Я
ненавидел, страшно ненавидел то, что я вытащил на поле с собой и эту эмоциональную
нерешительность. Моя сексуальная жизнь не должна была иметь места в игре. Мне ли не
знать об этом. Как бы там ни было, в чем была моя проблема? Я никогда не позволял
личному дерьму и мелкой фигне отвлекать себя или как-то влиять на мою игру раньше,
так что же случилось теперь?
Душевые были пустыми, предлагая столь необходимую отсрочку от осуждений и
негативной реакции. Я снял майку и щитки, резко втягивая воздух от острой боли,
пронзившей мою грудь. Возможно, у меня трещина в ребре, или если мне повезло, то
всего лишь гематома — я получил столько ударов за игру, что потерял им счет.
— Стоунстрит, пресс-конференция, три минуты, — прокричал тренер Эшли, его
суровый голос отражался от кафельной плитки.
Я вздохнул. Я думал, что душ мог бы подождать. Вздрогнув, я натянул футболку,
даже не потрудившись, чтобы сменить свои штаны из лайкры. Время было неподходящим
для того, чтобы беспокоиться о своем внешнем виде. Хотя я и чувствовал себя так, как
будто все мое тело было поломано, но в тот момент, когда я переходил из личного
пространства команды к контролю на публике, я выпрямил спину и поднял подбородок,
моя походка была такой, как будто каждый шаг не причинял мне никакой боли. Как будто
в моем колене не было мусороперерабатывающей станции, что измельчала мои кости в
пыль
Вспышки камер защелкали, когда я вошел в зону общения с прессой, беспокойство
охватило меня изнутри, когда я увидел пустое кресло тренера Эшли у стола. Обычно он
присоединялся ко мне на пресс-конференциях, но я подумал, что он отказался от общения
со мной после сегодняшнего «представления».
Атмосфера в комнате была обвинительной, потому как пять десятков оголодавших
репортеров были готовы растерзать меня на части. Я не знал, когда что-то изменилось.
Когда я раньше обозревал эту толпу, то видел партнеров, сторонников, людей, с которыми
у меня были хорошие рабочие отношения, но сейчас мне казалось, что я был окружен
противниками, которые не могли дождаться момента, чтобы посмотреть на мое падение.
Я занял свое место и поправил микрофон. В очередной раз Том Фелпс был первым,