А затем, словно в подтверждение смехотворной возможности остаться друзьями, Чарлз поцеловал ее долгим, сладким поцелуем, в котором смешалось все — от отчаяния до страсти. И Констанс, удивляясь сама себе, ответила на поцелуй, нежно обхватив шею Чарлза руками. Ее рот был ненасытнее, чем его, и вскоре страстный, глубокий поцелуй разжег в обоих давно дремавший огонь желания.
Констанс понимала, что совершает ужасную, непоправимую ошибку, но продолжала фанатично целовать Чарлза, испуская по временам короткие стоны наслаждения.
Чарлз с восторгом ощущал, как напряглись ее груди от умелых ласк его рук, и чуть не потерял самообладание от аромата, источаемого едва тронутой загаром шелковистой кожей Констанс. Она медленно поглаживала плечи Чарлза, запускала пальцы в его густые волосы и прижималась к нему всем телом так по-детски неуклюже, но вместе с тем страстно, что Чарлз был тронут до глубины души.
Он настолько не ожидал такого взрыва эмоций, такого всплеска чувств, что чуть было не перестал целовать Констанс и ласкать ее податливое тело. Она понимала, что надо остановиться, но когда Чарлз стал нетерпеливо развязывать тесемки ее оранжевого сарафана, покрывая поцелуями каждый новый участок тела, освобожденный от хлопчатобумажной материи, Констанс почувствовала, что плавится как воск в его сильных руках.
— Теперь ты убедилась? — тихо спросил Чарлз, отрываясь от ее губ. — Нам будет хорошо вдвоем, Констанс, ты же чувствуешь…
Просто хорошо? — подумала она. Да нам будет так хорошо, как не было еще никому на целом свете!
— Мы оба начнем все сначала, только ты и я. И никого между нами…
Ее резкое движение в сторону и прерывистый вздох изумили Чарлза неимоверно.
— Что с тобой, Констанс? — Он видел, как округлились, став совершенно чужими, ее глаза, и, обезумев от досады, обхватил руками и затряс ее хрупкие плечи. — Теперь-то что? Да ради бога, скажешь ты, наконец, хоть слово?!
Да, теперь действительно пора открыться, решила Констанс, торопливо застегивая сарафан. Только так он поймет меня и оставит в покое.
— Хорошо, я расскажу, — заговорила она упавшим голосом. — Ты узнаешь обо всем, но… не здесь. — Мастерская была дорогим ей местом забвения, где она пряталась от мирских забот, наслаждаясь тишиной и покоем. — Давай выйдем на улицу.
Как только они снова оказались за столом в саду, Чарлз вопрошающе посмотрел ей в глаза, и она начала свое повествование. Констанс рассказала все, начиная со своей счастливой жизни до замужества и закончив описанием их с Робертом помолвки.
— Так мы решили пожениться, — без выражения произнесла она.
— И что дальше? — настаивал Чарлз. — Что произошло после свадьбы?
— Муж изменился до неузнаваемости. Он стал просто другим человеком. — Констанс вздрогнула, несмотря на то, что день выдался на редкость теплым. — Все началось уже в медовый месяц. Мы жили в гостинице, а там был один коридорный… так вот Роберт сказал, что парень пытается меня соблазнить, а я строю ему глазки, хотя я даже толком не разглядела этого человека. И это случилось в наш медовый месяц…
Она проглотила подступивший к горлу комок.
— Но это были только цветочки. Роберт хотел обладать мной всегда, он был как одержимый, ей-богу, другого слова не найдешь. Он стал отвратительно ревновать, изводил себя и меня угрозами и обвинениями… Он разогнал всех моих друзей, стал издеваться над тем, как я одеваюсь, причесываюсь, крашусь… Он запрещал мне работать, потому что работа подразумевала контакт с другими людьми… с мужчинами. Он вечно твердил, что я слишком худая, что моя работа не заслуживает даже самой низкой оценки, что в постели я вообще безнадежна… В общем, делал все, чтобы я чувствовала себя зависимой от него. Он контролировал все, все, что я делала! И его старания не прошли даром. Я в самом деле начала верить, что без Роберта я ничто…
— Но ты же могла с кем-нибудь поделиться? — осторожно спросил Чарлз, мысленно посылая проклятия в адрес покойного тирана. — С мамой, с Брендой, с подругами?
— Я пыталась! Но ты не знал Роберта, поэтому не поймешь. На людях он был само очарование, милый, уступчивый и предупредительный, а наедине… И ведь он любил меня. По-своему, странной любовью, но любил!
— Констанс, это не любовь, — констатировал Чарлз, выслушав ее печальную историю. — Что бы это ни было, называй как хочешь, но любви между вами не было. По-моему, ты выразилась очень точно, сказав, что он был одержим.
— Как бы там ни было, я боролась за свою свободу каждый день, каждый час, — мрачно продолжала Констанс. — А потом он заставил меня согласиться на операцию…