Выбрать главу

Максиму стало противно. Было неприятно видеть, как перед ним на коленях стоит тот, которого он так сильно боялся когда-то. Почему-то унижение давнего врага каким-то образом унизило и его, Максима.

– Ладно, иди, вошь, – сказал Максим, поморщившись. – Пропустите его, пацаны, пусть катится.

И добавил, постеснявшись вдруг показаться слишком добрым:

– Некогда тобой, паскуда, заниматься, а так бы мы… Пшел вон, собака!

Кольцо расступилось. Мафия, не верящий до конца своему счастью, живо встал с колен и поспешил прочь. Ему отвесили подзатыльник и дали пинка под зад – «на дорожку», но больше бить не стали.

– Я не Жорик, – сказал Максим Длинному. – Я лежачего не бью!

Тем временем прибежали запыхавшиеся Жорик и Корень.

– Они там, – сказал Жорик. – Их не много – может человек сорок. Я с Кефелой нос к носу столкнулся, сказал, чтобы они выходили на улицу и ждали нас. Пошли быстрее, пока они не успели подмогу привести!

Собачевские побежали в сторону «Радуги», на ходу вытаскивая спрятанное под одеждой оружие. Через две минуты были на месте – проспектовские уже стояли у входа. Площадка перед «Радугой» не освещалась, и различить в темноте, сколько именно проспектовских было готово принять бой, было совершенно невозможно.

В этот раз обошлись без приветствий, переговоров и пожатий рук – собачевские на бегу врезались в противостоящую им толпу. Тот час же поле боя превратилось в свалку – было очень скользко, и сцепившиеся подростки валились наземь, образуя темные, копошащиеся кучи. Проспектовские пока еще не поняли, что на них напали с оружием, поэтому отбивались смело.

Максим, прибежав к месту боя одним из последних, остановился в нерешительности: из-за темноты определить, где свои, где чужие было совершенно невозможно. В слабых отблесках света из окон близлежащих домов Максим увидел, как справа от него самозабвенно тузят друг друга два проспектовских. Рядом с ними сцепились в рукопашной Бригадир и Коля Шварц. Он попытался приблизиться к ним и разнять эту глупую схватку, но в шаге от него одновременно рухнули на землю четыре человека, и эта воющая, беспорядочно копошащаяся на скользкой земле куча едва не увлекла Максима с собой.

– Макс! – услышал он рядом голос Корня. – Где свои, где чужие?!

– Не знаю! – прокричал Максим.

Корень ринулся в толпу, а Максим остался стоять посреди этого странного побоища, не зная, что же ему делать. Он озирался вокруг. Черные, казавшиеся совершенно одинаковыми, тела падали и вставали, чтобы через миг упасть вновь. То тут, то там слышались удивленные и возмущенные вопли проспектовских – это кричали те, кому досталось чем-то деревянным. Некоторые из проспектовских не растерялись и встречали вооруженных собачевских камнями и кусками льда, извлеченными прямо из-под ног.

Рядом с Максимом стоял парень и так же медленно озирался вокруг – очевидно, и он пытался определить, кто есть кто. Когда их глаза встретились, Максим первым понял, что рядом с ним чужой, ойкнул и тут же ударил. Его удар угодил прямо в незащищенный нос проспектовского, и тот согнулся, закрыв поврежденное лицо руками.

Внезапно раздался страшный свист и шипение. Максим обернулся на звук и увидел, как в метре от него крутится по мерзлой земле и извергает искры чугунка, брошенная Жориком прямо в толпу; как разбегаются в сторону собачевские; как заворожено смотрят на невиданное зрелище застывшие в изумлении проспектовские. Максим тоже побежал в сторону, но через пару секунд обернулся, и увидел яркую вспышку, затем столп огня высотой в два человеческих роста. Спустя доли секунды раздался оглушительный взрыв, а вслед за ним были печальный звон вываливающихся оконных стекол и вой милицейских сирен где-то вдалеке. И падающий проспектовский по прозвищу Мясник – тот, кто стоял к чугунке ближе всех…

Потом они мчались к Собачевке. Проспектовские не стали их преследовать. Но погоня была: милицейский УАЗ с мигалкой и включенной сиреной наседал на пяты беглецам. Интуитивно подростки выбрали верный маршрут для бегства – через небольшой пруд. Собачевские ринулись в свой родной частный сектор двумя колоннами – через подвесной мост и через крепкий лед, а УАЗ не мог проехать ни по тому, ни по другому. УАЗ поехал в обход, а собачевские, пользуясь минутной форой, ныряли в узкие улочки, прыгали через заборы, чтобы добраться домой огородами…

В тот вечер милиционерам не попался никто. Не попался им и Максим, пробравшийся домой огородами, словно вор. Он очень замерз и наглотался морозного зимнего воздуха. От этого, а также от перенесенных волнений у него в тот же вечер начался сильный жар.

10

Спустя неделю побледневший, осунувшийся, но уже почти здоровый Максим впервые принимал дома гостя – к нему зашел Фидель.