Выбрать главу

— Они далеко пойдут — поправил меня внимательно слушающий Тон Тоныч — Мы то теперь тут. Слушай, Охотник… а как вообще там люди живут? В целом…

— В целом? Да как в тетрисе, в то же время играя в фальшивые фермы и домострой.

— Чего-чего? Вот что ты этим хотел сказать? Про тетрис знаю — у нас даже есть такая портативная штука с экраном и игрой. Тетрис это где разные фигурки падают сверху и надо успевать их раскладывать как положено, чтобы тебя не завалило.

— Вот-вот — кивнул я — Так люди и живут в тетрисе под названием «жизнь», пытаясь в последний миг хоть как-то разгрести валящиеся на их головы проблемы. А чтобы успокоиться, в редкую свободную минутку строят не принадлежащие им цифровые замки, ходят на свидания с ненастоящими женщинами, поливают эфемерные цветы и собирают несуществующие урожаи на виртуальных фермах.

— М-да… что-то все равно постичь не могу. Ну да ладно. Позже помозгую над словами твоими кучерявыми. А пока вот тебе сегодняшняя мудрость от Веры Юрьевны, в прошлом матери многодетной. Сегодня вот с утра столкнулся с ней на завтраке, а она мне и говорит — Тоныч, знаешь, в чем разница между нами и мертвецами? А я ей — и в чем же? А в том, отвечает она мне, что в отличие от покойников мы знаем, что про нас там плохо говорят и оттого мучаемся.

Я молча развел руками. А что тут сказать? Зато мне вдруг полегчало. Ушла бессмысленная и в чем-то зряшная злость. Я снова мог мыслить рационально и был готов вернуться к обсуждению экспедиции. Но, как оказалось, на текущий момент готов был только я один — собеседник неспешно перебирал листы в принесенной с собой старой кожаной папке на молнии, в пальцах другой руки крутя старомодную чернильную ручку с золотым колпачком. Поймав мой взгляд, Тон Тоныч пояснил:

— Настоящая вещь! Ручка Олимпиада 80. Нравится?

— Я больше думал над тем, откуда вы берете чернила.

— Пусть кустарно, но изготовляем свои. И с каждым годом совершенствуем процесс — гордо ответил старик — А ты, я вижу, наконец подстроился под наши беседы и совсем несовременный темп?

— Подстроился — согласился я — Вернее научился подстраиваться на ходу. Сначала было крайне непривычно добираться до главной темы так долго… но потом я понял, что в Бункере спешить некуда.

— Именно. Нет тут срочных дел. Распорядок железный, постоянный, медленный. Опять же за разговорами время незаметней летит. Почесал языком всласть, другого послушал и глядь — а уже ужин… Там то у вас поди все иначе теперь.

Я неопределенно пожал плечами:

— Где как. Некоторые ведут дела по старому неспешному стилю, другие стараются уложиться в тридцатисекундную подачу самой сути…

— О как… Тараторят поди, как оглашенные.

— Возможно… — усмехнулся я — А ведь при этом еще и улыбаться надо и стараться не прикусить язык. Я выступаю за нечто среднее между жеванием соплей и стремительной болтовней.

— Мир изменился — подытожил Тон Тоныч — Ну так вон сколько лет пролетело. А у нас все по-прежнему.

— Да нет — не согласился я — У вас все даже не по-прежнему, а прямо вот по-старому…

— Опять критикуешь?

— Нет. Скорее констатирую факт. Сегодня утром меня осенило.

— Еще раз? Частенько же тебе светлые мысли в голову приходят, Охотник.

— К сожалению не так часто, как хотелось бы — рассмеялся я.

— И в чем же осенило?

— Это скорее догадка — поправился я.

— Так расскажи. И не торопись — мы все одно Михаила ждем Даниловича, а он задержится еще чуток.

— Серьезное что-то?

— Похороны — кратко пояснил Тон Тоныч — Елену Никитичну проводили в последний путь спозаранку. Сто шесть годков прожила. Так вот и поверишь в мистику — она еще неделю назад мне за ужином сказала, что пора мол ей уж в дорогу дальнюю собираться. Я ей в шутку — неужто позвал кто? А она — привиделась мол мне дочка младшая. Померла она в восемьдесят один год и страшно ей там в темноте одной на тропке узкой. Вот и зовет маму. Надо идти и помогать. Вести за собой к свету небесному. Но сначала попрощаюсь со всеми неспешно, чайку напоследок попью сладкого, да завещание составлю. На все про все мол как раз неделя и уйдет. М-да… и ведь на самом деле померла Еленушка. Ушла…

— М-да — крякнул я — Мистика как есть…

— А ты веришь во все это? Потустороннее?