Он даже разговаривал с Радо![43] Но, разумеется, ко мне его не пустили… Вернувшись домой, он написал письмо министру обороны нилашистского правительства Берегфи, где, сославшись на ухудшение состояния здоровья, попросил об отставке. Отправив письмо, Канотаи сел в автомобиль и отправился в свое поместье.
— Таким образом, в армии тогда были высокие по званию офицеры, которые, хотя и не принимали активного участия в движении Сопротивления, вследствие патриотизма и антинемецкой настроенности всячески прикрывали подчиненных, которые энергично боролись против нилашистов…
— И как видишь, даже пытались вступиться за них в случае провала. Как это было со мной. Да, такие офицеры были. Правда, я только что употребил в своем рассказе выражение «зашел к нему в кабинет…» Но этому предшествовали известные события. После переворота 15 октября всех нас снова заставили присягать, теперь уже на верность Салаши. К этому времени я перешел из института служить в Центральную приемную техническую комиссию, где был начальником отдела боеприпасов (позднее через этот отдел мы доставали патроны и взрывчатку)… Помню выражение растерянности на лицах офицеров. Заметил, что многие наблюдают за мной: как поступлю я, человек, не скрывавший своих антипатий к немцам… Выражаясь высокопарно, я мог бы даже сказать, взоры всех обратились в мою сторону. Ситуация довольно щекотливая. К счастью, появился адъютант, который сказал: «Господин генерал просит господина подполковника к себе…»
Я вошел в кабинет к Канотаи. Он стоял прямо передо мной, испытующе глядя на меня. Наконец генерал задал мне вопрос: «Ну что, присягу давать будешь?» На его вопрос я ответил вопросом: «А вы, господин генерал?» Он сказал, что уже дал. Тогда я спросил его, что будет со мной, если я откажусь? Канотаи заявил, что в этом случае меня арестуют. Тогда я сказал: «Лучше присягнуть». Я вышел от генерала, встал в последний ряд в актовом зале и вместе с остальными офицерами что-то такое невразумительное пробормотал… Я нарочно не присягал по-настоящему, но отказаться тогда было равноценно доносу на самого себя. А я не хотел устраняться от борьбы с нилашистами в будущем.
20 сентября партии, входившие в Венгерский фронт, обратились с меморандумом к регенту. В этом меморандуме они требовали разорвать все отношения с фашистской Германией, а также заключить перемирие с Советским Союзом. По сути дела, это было первое серьезное совместное выступление партий Венгерского фронта. От партии мелких хозяев меморандум подписал Золтан Тилди, от социал-демократов — Арпад Сакашич, от коммунистов — Дюла Каллаи. В меморандуме в первый раз говорилось о том, что Венгерский фронт намерен направить делегации, сформированные из своих представителей, в страны антигитлеровской коалиции. Одновременно с этим руководители демократических партий выразили готовность участвовать в образовании коалиционного правительства из представителей левых партий и армии. Хорти прореагировал только на новый меморандум, с текстом которого я не был знаком. Между прочим, в работе над текстом нового, более резкого меморандума принимал участие Ласло Райк. Именно после этого Хорти наконец принял нескольких представителей Венгерского фронта. Однако по вопросу выхода из войны договориться не удалось. Кстати, воззвание регента 15 октября 1944 года оказалось неожиданным и для руководства Венгерского фронта, хотя они догадывались: рано или поздно такое воззвание неминуемо должно прозвучать.
Со стороны правительства был сделан один-единственный «широкий» жест: 15 октября утром министр юстиции правительства Лакатоша распорядился освободить из-под стражи Эндре Байчи-Жилински, который в тот же день установил связь с Золтаном Тилди и, как известно, согласился возглавить движение. Потом Байчи-Жилински предложил вызвать в Будапешт отставного генерал-лейтенанта Яноша Киша, жившего в Кёсеге. Эндре Байчи-Жилински знал генерала давно и считал, что невозможно найти более компетентного и авторитетного человека для роли военного руководителя организации. В первых числах ноября Янош Киш приехал в Будапешт. С появлением Яноша Киша структура нашего движения оформилась организационно. Был создан Национальный комитет освободительного восстания — политический центр движения. Янош Киш стал командующим «вооруженными силами». Начальником штаба и его заместителем был назначен Енё Надь. Капитан Вильмош Тарчаи отвечал за «кадровые» вопросы. Планы различных мероприятий разрабатывали Иштван Белезнаи, Миклош Балаши и Иштван Тот, офицеры генерального штаба. Я отвечал за снабжение организации оружием и боеприпасами. Важные задания выполняли также Иштван Семеш, Золтан Мико, Имре Радваньи, Кальман Реваи.
Так постепенно сложился центр организации, которая стала уже, если так можно выразиться, государством в государстве. Причем все это произошло через две-три недели после того, как по радио прозвучало воззвание регента о выходе из войны, за которым последовал период кровавого нилашистского террора. Ты подумай, в течение каких-нибудь 24 часов мы не вышли из войны, но с удивлением вынуждены были констатировать, что окончательно увязли в ней… Теперь я хотел бы говорить только о событиях, в которых или сам принимал участие, или о том, о чем имею вполне достоверную информацию.
— Почему?
— Причин много. Из-за соблюдения правил конспирации каждый участник движения располагал только незначительными сведениями, необходимыми для выполнения заданий. Разумеется, никаких записей мы не делали. Если же какие-то документы у нас и были, их при угрозе ареста старались уничтожить или передать в надежные руки друзей, которые их ликвидировали. Сохранились, правда, протоколы жандармского расследования, проводившегося перед декабрьским судилищем, но протоколы сделаны наспех, и в них много тенденциозного, выдуманного. Потом ты должен помнить: понимая, какая опасность нам грозила, мы все, за исключением Эндре Байчи-Жилински и Яноша Киша, сознательно пытались запутать следствие, приуменьшить свое участие и свою «вину», пытались спастись от петли. Именно поэтому к данным протоколам надо относиться весьма осторожно…
Давай лучше вернемся к вопросу о том, какую роль в движении играл я. Еще в начале ноября в квартире на улице Кекгойё я получил от Яноша Киша задание попытаться установить контакт с Виктором Йолшваи, который, как нам стало известно, после перехода Белы Миклоша и Кальмана Кери к русским временно исполнял обязанности начальника штаба 1-й венгерской армии. Встретиться с Йолшваи поручили мне потому, что он был моим другом детства. У него я мог узнать, каковы настроения в армии среди офицеров… Мы не знали о том, что Йолшваи был начальником штаба армии каких-то три дня. Вскоре Салаши направил в 1-ю армию своего верного сторонника генерал-лейтенанта Деже Ласло со специальной командой… В 1-й армии служил и мой дядя (офицер- резервист) Ласло Майтеньи, которого чень хорошо знал и Енё Надь. Причем Ласло Майтеньи в то время находился в отпуске в Будапеште… Поэтому на совещании, где обсуждался вопрос о 1-й армии, я заявил, что моя поездка лишь привлечет ко мне излишнее внимание. (Это дало повод некоторым историкам обвинить меня впоследствии в том, что я отказался от выполнения задания Яноша Киша.) К тому же я был обязан каждый день появляться в казармах «Хадик», чтобы добывать боеприпасы для организации. А в Будапеште в то время находился Лаци Майтеньи, который вскоре должен был направиться в 1-ю армию для дальнейшего прохождения службы. Он-то и мог внимательно посмотреть вокруг, послушать, поговорить с Йолшваи, если тот еще по-прежнему исполняет обязанности начальника штаба. Словом, разузнать, имеется ли какая-то перспектива относительно использования частей 1-й армии в наших целях… Майтеньи взялся за выполнение этого задания, и мы договорились, что собранную информацию он попытается привезти в Будапешт сам или послать с каким-нибудь надежным человеком. В случае, если ситуация в 1-й армии для нас благоприятна, состоится и моя поездка туда. Надо сказать, что Майтеньи удалось выполнить поставленную перед ним задачу. Ему даже удалось самому вырваться в столицу. Однако выйти на связь со мной он не успел, потому что 22 ноября меня арестовали.