Выбрать главу

Бернард Маламуд

ПЕРЕМИРИЕ

Еще мальчишкой Моррису Либерману выпало увидеть, как дюжий русский крестьянин ухватил тележное колесо, прислоненное к кузнице, раскрутил и метнул в спасавшегося бегством еврея-могильщика. Колесо угодило еврею в спину, перебило позвоночник. Онемев от ужаса, могильщик так и лежал, где упал, — ждал смерти, а рядом горел его дом.

Тридцать лет спустя Морриса, вдового владельца небольшого магазинчика, одновременно бакалеи и кулинарии, в районе Бруклина, населенном преимущественно выходцами из Скандинавии, при воспоминании о погроме корчило от ужаса, как и в пятнадцать лет. С тех пор как нацисты пришли к власти, его часто охватывал такой же страх.

По радио передавали про нацистские издевательства над евреями, от этих сообщений Моррис содрогался, но не слушать радио не мог. Его сын Леонард — ему шел пятнадцатый год — худой, прилежный мальчик, видел, что отец на пределе сил, и порывался выключить радио, но бакалейщик не разрешал. Весь день слушал, а ночью не спал: слушая, он приобщался к бедствиям своего народа.

Когда началась война, Моррис уповал, на то, что евреев спасет французская армия, — он в нее верил. Он практически не отходил от радио, слушал сводки и молился о победе французов. Войну против нацистов он называл «праведной войной».

В мае 1940-го немцы прорвали оборону у Седана, и тревога, с каждым днем снедавшая Морриса все сильней, стала и вовсе невыносимой. Когда в лавке не было покупателей или когда он готовил салаты на кухне позади лавки, он включал радио и с отчаянием слушал сводки. Они следовали одна за другой, но, похоже, ни в одной не было ничего хорошего, и он все сильнее впадал в уныние. Бельгийцы сдались. Англичане отступили у Дюнкерка[1], и в середине июня нацисты на грузовиках мчались во весь опор к Парижу, мимо полей, где огромные стада поверженных французов переводили дух.

День за днем, по мере того как разворачивались военные действия, Моррис, примостившись на краешке койки в кухне, слушал — горести его множились, и он качал головой, как евреи, оплакивающие покойника, потом взбадривал себя надеждой на чудо, чудо, которое, как и евреев в пустыне[2], спасет французов. В три он выключал радио: к этому часу Леонард возвращался из школы. Мальчик видел, как изводит отца война, умолял его не слушать все новости подряд, и Моррис старался успокоить сына, делал вид, что война его больше не интересует. После школы Леонард вставал за прилавок, отец отсыпался на койке в кухне. Дневной сон, пусть кошмарный, саднящий душу, все же давал силы вынести и долгий день, и горькие мысли.

Торговые агенты оптовых бакалейных фирм и шоферы, с которыми Моррис вел дела, видя, как он страдает, поражались. Они втолковывали ему, что эта война не касается Америки и зря он принимает ее так близко к сердцу. А были и такие, которые, выйдя из магазинчика, потешались над ним. Один из таких, Гас Вагнер, — он поставлял колбасы и прочую мясную гастрономию, — без опаски смеялся над ним прямо в глаза.

Гас был кряжистый, с крупной массивной головой, толстомясыми щеками. Хоть он и родился в Америке и служил в Американском экспедиционном корпусе[3] в 1918 году, победы нацистов распалили его воображение: он верил, что им, при их силе и мощи, ничего не стоит завоевать весь мир. Он завел альбом для вырезок, вклеивал туда статьи о немецких победах, фотографии. На него произвели глубокое впечатление рассказы о панцирных дивизиях[4], а отчеты о боях, где им удалось прорвать оборону противника, грели его душу. В открытую он о своих чувствах не говорил: дело прежде всего. И пока что поднимал бакалейщика на смех: с чего бы ему так болеть за французов.

Что ни день Гас с корзиной ливерных и копченых колбас на руке входил в магазин и брякал корзину на кухонный стол. Бакалейщик, как обычно, сидел на койке, слушал радио.

— Моррис, привет, — Гас всякий раз прикидывался, что удивляется Моррису. — Ну, что там говорят по радио?

Плюхался на стул, похохатывал. Когда дела у немцев шли особо хорошо, Гас и вовсе переставал прикидываться и говорил без обиняков:

— Тебе бы, Моррис, пора свыкнуться. Немцы французов раздавят.

Моррису было тяжело слушать Гаса, но он отмалчивался. Не препятствовал мяснику вести такие разговоры, потому что знал его уже девять лет. Было время, когда они чуть не подружились. Четыре года назад, после смерти Моррисовой жены, Гас задерживался в магазине дольше обычного и выпивал за компанию с Моррисом по чашечке кофе. Случалось ему и дыру в дверной сетке заделать, а то и очистить контакты у электрорезки.

вернуться

1

В 1940 году после прорыва гитлеровских войск у Седана английский флот эвакуировал английский экспедиционный корпус из Дюнкерка.

вернуться

2

Когда Моисей водил евреев по пустыне, Б-г «источил… воду из скалы гранитной, питал… в пустыне манною» (Второзаконие 8:15–16).

вернуться

3

Часть вооруженных сил США, переброшенная в Европу в конце первой мировой войны.

вернуться

4

Немецкие дивизии, по преимуществу танковые, предназначенные для стремительного внезапного нападения.