[На полях: ] Сколь многих укрепило «Знамение»!
Я знаю, как я недостоин! Сохрани же, как святую память, листик Календаря за 3.Х!735
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
15. XI.43
Дорогой Ванюша!
От тебя ни слуху — ни духу. У меня такое кошмарное состояние от этого, какая-то оловянная запуганность и не верится, что когда-нибудь услышу от тебя хоть слово. Неужели ты снова болеешь? Все ночи вижу кошмары, иногда связанные с тобой. Вчера тоже: ты сидел какой-то сердитый на меня, а мне было так холодно, и я подошла и села около тебя и говорю: «посмотри, какие мурашки у меня по коже». И сама вижу их. М. б. ты пишешь и занят?
Я пойду справлюсь на почте, не запрещено ли снова сообщение с Парижем. Думаю даже для успокоения себя, что м. б. все тюки почтовые запропастились куда-нибудь, ну как у Вас в Париже было с бомбардировкой. Получил ли ты мое фото? С кошками. Это последнее в этому году и после операции. На днях узнала, что одну мою хорошую знакомую736 (казачку), будут скоро оперировать (камни в почке) уже 2-ой раз. Теперь не v. Capellen, a другой. Мне трудно писать в такой тревоге о тебе и не зная ничего. Если еще несколько дней ничего не узнаю, то буду просить Меркулова сообщить мне, что с тобой. В последнем письме ты писал, что у тебя снова боли и тошноты. Это меня убивает.
Я тебе писала об «иконке»737, которую получила от Doctor’a, но ты видимо тоже не получил этого письма. Или никак не реагируешь. Берегись, умоляю тебя. Как мне грустно, что ничего не могу тебе послать и ничего для тебя сделать. После холода и мокра опять солнце и ночью звезды-звезды! Ах, какие алмазы! Я чувствую себя не очень хорошо — сердце томит меня, все будто оно дрожит, и сплю очень плохо. Разбита. М. б. это в природе? Мама тоже последнее время «разбита». На последних неделях заболел и Арнольд, — сперва бронхит, а теперь думаю тоже не сердце ли, даже должен ложиться. Доктора здесь аховые. Пустошкин мне советует известь принимать. Он очень рассыпается в благодарностях, но я могла его выносить только в его несчастьи, а как начнет расшаркиваться — не могу, тошнит. Не люблю всей этой светской мишуры. Конечно, он очень одинок, но как все чувства у подобных ему прикрыты вычурными фразами и словами, красованьем и любованьем своим же собственным горем. Впрочем, м. б. ошибаюсь. Я должна отвыкать от мерзкой привычки осужденья. И как это трудно. Моя рука болит порой все еще очень, особенно к погоде, сверлит каленым прутом. Из почки когда-то тут вышло «нечто», м. б. камешек. Ну, Ванюша, светик, дружок ясный, кончаю, вся в тревоге о тебе. Напиши, что с тобой??
Благословляю тебя. Оля
Фася меня злит тем, что не может наконец устроить дело с деньгами. Мужа же ее я не выношу, просто органически омерзителен даже.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
10/23.XI.43 8.30 вечера
Дорогая Олюшенька, твое последнее письмо (за эти 4 1/2 года — 263-ье), от 15.XI, удивило меня, — ты еще не получила моего заказного от 6-го!738 Случайность, или — м. б. — утратилось? Все возможно. Я там и о карточке с котятами писал, и о работе своей, и что мне гораздо лучше, иногда только к ночи небольшие боли. А теперь могу сказать, что — сказать в час добрый! — несколько дней, как все прошло, и я даже могу расширить свою диету, а лекарств совсем почти не принимаю, только иногда чуть магнезии и соды. И охота к еде, а это добрый у меня признак. И — пишу. Снова обрабатываю последние главы «Лета Господня». Дал расширенную главу о Соборовании. Это впервые в русской изящной словесности, и это _н_а_д_о. Хорошо, что у меня есть Требник739, он меня проверяет. Вчера закончил вполне главу «Кончина», где дана, между прочим, — «отходная». Писать трудно, — уходить в такое — все еще! — болезненное. Остается дать в полном развитии — «Похороны» и «Поминки». А «Кончина» была трудна мне: отец умер 8 окт. утром (в 5–6 ч.), а накануне были его именины…740 — и представь, как в нас, детях, все спуталось! 7-го несли и несли кондитерские пироги!.. — навещали, в доме все в разброде, а вечером — «отходная»! Столкнулись две силы — жизнь и смерть, в быту и — в душах. А в день похорон, 10.Х, — матушкины именины! — мч. Евлампии. И тоже несли пироги!.. Дан мой «сон», в смутную ночь на 8-ое! Я тебе его как-нибудь перепишу…
Сегодня моя иконописица принесла мне чудесно исполненный образ «Царицы Небесной», в воспоминание 3-го сент., — налет англоамериканских налетчиков. Это вариант «Владимирской», как я просил. Чудесно исполнила! Чем больше вглядываешься — сильней и сильней влечет. Кивотик, (икона размером 29–20 — вся доска, 23–15 — живописная часть), — валики-овальцы будут покрыты вяло-голубым, м. б. «голубиного» тона, бархатцем, — так советует иконописица: такого тона одеяние под омофором, а омофор вишневого бархата; фон «доски» и «закраины» — жидко-золотистый. — Как же, я писал тебе и об изображении «Казанской», так _ч_у_д_е_с_н_о… — вот именно, и_т_а_к_ именно определяю! — встретившей тебя — _в_с_т_р_е_т_и_в_ш_е_й!!! — у хирурга-кальвиниста! — и о таком поразительном «случае», как передача тебе хирургом — книжечки, где т о же изображение —!!!!! — «Казанской». Ольгунка, милая… — _т_о_л_ь_к_о_ так и надо принимать, — как _я_в_л_е_н_и_е, как знамение тебе! _Н_и_ч_е_м_ иначе не объяснишь! Напиши писатель _т_а_к_о_е_ в романе… — _в_с_е_ бы завопили, — «надумал! подогнал под „чудо“!!» И могли бы почесться _п_о_ч_т_и_ угадчиками, _и_б_о_ «надуманность» _п_о_ч_т_и_ осязаемая. Да потому, что _т_а_к_о_е_ не умещается в обыденном, привычно-жизненном, с чем, обычно, имеет дело наш поверхностный житейский опыт. Я сказал — «почти». В этом-то «почти» и лежит недоступная нам — большинству — грань между «здесь» и — «тамо». Но ты не писала роман: ты испытала на себе «веяние» от «тамо». Как же и принимать иначе?! Есть «подробности», которых _н_е_л_ь_з_я_ придумать, дотого они верны. Например, в Евангелии от Марка… _м_е_л_о_ч_ь_ об «одеяле», что ли, в котором в волнении выбежал «юноша» — Марк!! — сам М[арк]!!! — когда вели Христа в ту-ночь… — и когда его хотели схватить, он выскользнул, и «покров» лишь остался у одного из стражи741. Т_а_к_о_й_ подробности — не очевидцу, не участнику, — _н_е_л_ь_з_я_ выдумать. Это тебе всякий подлинный писатель скажет, а посему — ты сама себе скажешь. А по этой «мелочи» можно судить и о _п_о_д_л_и_н_н_о_с_т_и_ — и какой же подлинности! — того «случая»! Ибо есть мелочи _н_е_ выдумываемые! Как есть такие «мелочи», точно так же есть и… «бесспорности»… необъяснимое ничем, никакими «случайностями»: твой случай. Так и прими. Нет, не кинуты мы в _п_у_с_т_о_т_у_ слепой силой: мы — _в_с_е! — под Промышлением. И сколько же «знаков», о, каких дивных! — не усмотрено «зеваками» жизни! Нет, не скрывай сего, не страшись, что «захватают», а — смело испове-дуй! научай!! У тебя-то уж нет сомнений, ты не можешь обманывать самое себя. Я еще могу так и так толковать находку «Мадонны» Анной Васильевной. Для меня — да, залетела в вихре, во время взрывов бомб напротив моей квартиры… — но ведь не я сам нашел! А ты… _с_а_м_а_ узрела! _с_а_м_а_ получила от хирурга, — и — _т_о_ _ж_е!!! Тут — от _т_а_м_о, да. Ну, вот, м. б. повторился, я писал тебе. — Я все — о еде. А[нна] В[асильевна] испекла сейчас пирог мне. Сам я вчера испек сладкий хлебец, — ну, совсем тверской пряник, мятного только маловато. Бывает — я чудачествую, отдыхаю в… кухне! Я слишком от _б_ы_т_а, жизни… — все меня влечет. Посылаю по просьбе Вигена письмо его Сереже. А посему должен кончить на этом листе. Целую и благословляю тебя, светлое дитя мое, моя Олюна. Твой Ваня