Он был в душе после нашего предыдущего раунда, его запах был чистым и притягательным. Его яйца тяжело висели между ног, плоть была тщательно выбрита. Я любила то, что он был такой же ухоженный, как и я. Когда он был во мне, наша связь была дополнена всеми способами, ощущения, обостренные контактом моей и его кожи.
Положив руки на внутреннюю сторону его бёдер, я убедила его раздвинуть ноги шире, образуя удобное местечко для меня. Затем я прошлась языком по его тугому мешочку. Гидеон издал рык. Дикий, животный звук послал дрожь предвкушения по мне. Но я не останавливалась. Я не могла. Я слишком сильно его хотела. Используя лишь свой рот, я поклонялась ему, мягко сосала его, ласкала языком. Затем я прижала подушечки больших пальцев к его яичкам и подняла их, чтобы получить доступ к чувствительной коже снизу. Его яйца поднялись, кожа натянулась, и я прижала их ближе к телу. Мой язык спустился немного ниже в исследовательском набеге в сторону конечной цели.
— Ева. Остановись, — он задыхался. — Я не могу. Не надо.
Мой разум отключился, когда я продолжила свои прикосновения, моя рука схватила его члена и погладила его. Он всё ещё был погружён в свои мысли, слишком сосредоточен на том, что будет происходить, вместо мыслей о происходящем прямо сейчас.
Но я знала, как отвлечь его внимание на что-то другое.
— Почему бы нам не сделать это вместе, ас? — перемещаясь, я развернулась задом к нему.
Его руки схватили мои бёдра прежде, чем я успела восстановить равновесие, прижимая мой клитор к его ожидавшему рту.
Я вскрикнула в удивлении, когда он щёлкнул зубами по моему клитору, жадно посасывая. Он набух и стал более чувствительным, чем было до этого, поэтому я едва выдержала внезапный порыв удовольствия. Гидеон одичал и изголодался, его страсть произрастала из страха и неуверенности.
Обхватив губами его пенис, я отдавала ему то, что он давал мне.
Пока я жёстко сосала головку его эрекции, его стон завибрировал вдоль моего клитора и почти заставил меня кончить. Он не отпускал меня, его пальцы впивались в мои бёдра и оставляли синяки.
Я любила это. Он пытался разгадать и боялся того, что будет дальше, это меня волновало. Он не доверял себе рядом со мной, но я доверяла ему. Это был тот уровень доверия, над которым мы упорно работали, проливали слёзы и кровь, и я ценила это больше чем что-либо в своей жизни.
Я надрачивала его член, от чего он встал, слизывая капельки, которые изливались наружу. Через миг я поняла, что Гидеон дрожал, когда он развернул нас на бок, так, что мы лежали рядом, а не друг на друге.
Он лизал меня сильно и быстро, его язык продвигался в моё лоно и сводил меня с ума разъярёнными движениями. Я дотронулась кончиком пальца до его ануса, мой рот лихорадочно скользил вверх и вниз по всей его толщине. Гидеон дрожал, из него вырвался низкий звук, который послал мурашки по всей моей коже, которая была покрыта испариной.
Мои бёдра двигались самостоятельно, позволяя его рту скользить по моему влажному клитору. Я бесконтрольно стонала, всё внизу дрожало в предвкушении. Он так хорошо трахал меня своим языком, сводил меня с ума. Затем кончик его пальца, подражая мне, потёрся о мой задний проход. Моя свободная рука попыталась нащупать лосьон.
Гидеон подтолкнул баночку мне в руку, подавая весьма необходимый знак согласия.
Я только щёлкнула крышечкой, открывая лосьон, когда его палец оказался внутри меня. Так как я выгнула спину, его член выскользнул из моего рта, и я выдохнула его имя, моё тело впитывало шок внезапного вторжения. Гидеон смазал пальцы маслом, перед тем, как отдать баночку мне.
На мгновение я была поражена им. Он был везде — вокруг меня, внутри меня, размазан по мне. И он не был нежен. Его палец внутри меня погрузился глубже и отступил, трахая меня, его сила всё ещё имела привкус гнева. Я толкала его туда, куда он не хотел идти, поэтому он наказывал меня удовольствием, которое пришло слишком рано, чтобы я могла справиться.
Я была более нежна с ним. Открывая свой рот, я сосала его. Я нагрела масло пальцами прежде, чем смазать его. И я подождала, пока он раскроется для меня, чтобы засунуть внутрь лишь один палец.
Звук, который он извергнул, не походил ни на что когда-либо слышанное мною. Это был крик раненного животного, наполненный глубокой душевной болью. Он замер напротив меня, тяжело дыша на моём клиторе, его палец находился глубоко внутри меня, его крепкое тело дрожало.
Я освободила свой рот и тихо промурлыкала:
— Я в тебе, малыш. Ты так хорош. Я заставлю тебя чувствовать себя отлично.