Это было ближайшее святилище Консорциума, пространство, зарезервированное только для кал'зиков, одной из шести непостижимо могущественных рас, которые основали Артос и до сих пор правят им.
Святилище кал’зиков было темным, зловещим местом, казалось, вечно находящимся во власти гнетущего мрака, который словно бросал вызов ослепительному свету квазара, неизменно озарявшему поверхностный город. Как символично, что Волкер заметил его как раз перед встречей с отцом — первой за пять долгих лет.
Прекрати, Волкер. От такого настроения станет только хуже.
Он прилетел на Артос лишь по одной причине, а не для того, чтобы поразмышлять, осматривая достопримечательности. После того, как Волкеру пришлось дважды расставаться с Киарой, это должно было быть легко для него. Это должно быть едва ли чем-то большим, чем просто еще одна короткая остановка на его обратном пути в единственное место, которое всегда казалось ему домом, — рядом с Киарой. К сожалению, ничто и никогда не было простым, когда дело касалось отца Волкера.
Водитель высадил Волкера у главного входа в посольство и молча уехал. Хотя он только что прибыл с Короуса, прародины волтурианцев и столицы Доминиона Энтрис, близлежащие растения казались чужими после стольких лет путешествий между незнакомыми мирами в космосе. Растительность делала воздух свежим и ароматным, но Волкер обнаружил, что вместо этого тоскует по сладким, землистым запахам, которые окружали дом детства Киары.
Он заставил себя идти вперед, не давая нервному напряжению времени ослабнуть: если уж он встретился с Киарой спустя столько времени, то уж с Вэнтрикаром и подавно.
Волтурианцы из разных кхаларинов были повсюду, наряду с представителями нескольких других рас, все они ходили, разговаривали или и то и другое одновременно. Казалось, никто не обращал на Волкера никакого внимания. Он счел это приятной переменой, особенно учитывая, насколько узнаваемым он был как командор «Януса Шесть». Анонимность, заключающаяся в том, что он не носит форму, была тем, о чем он давным-давно забыл.
Войти в посольство впервые за пятнадцать лет было нереально. Часть Волкера чувствовала себя потерянным, рассерженным шестнадцатилетним подростком, кипящим от гнева, который он не мог полностью выразить, и не имеющим здорового способа выплеснуть это разочарование. Он отогнал эти старые отголоски эмоций в сторону и вместо этого сосредоточился на вестибюле посольства. Обстановка была такой же, какой он ее помнил — струящейся, элегантной и подобранной со вкусом, воплощением вольтурианского класса и стиля, с замысловатыми, похожими на кхал светящимися узорами, подчеркивающими все детали.
Сотрудники посольства сообщили ему, что Вэнтрикар в настоящее время находится на встрече, и предложили подождать. К удивлению Волкера, его проводили в знакомые покои на одном из верхних этажей — те самые покои, в которых он жил с отцом в течение четырех лет пребывания на Артосе.
Как и приемная посольства, эти комнаты, казалось, не изменились со временем. Пребывание здесь было одновременно благословением и проклятием. Он ценил уединение, но знакомство с этим местом не помогло ему подавить эти старые чувства.
В гостиной было спокойно, ее освещала лишь пара ламп, не слишком разгоняющих полумрак, и жутко тихо. Это было место прикушенных языков и затаенных вздохов, место невысказанных обид и тяжелых, рассеянных взглядов.
Нет, это неправильно. Именно так я привык его видеть.
В центре комнаты стояли два одинаковых кресла, слегка повернутых друг к другу. Он устроился на одном из них и заставил свои мышцы расслабиться. Даже если это место не изменилось, Волкер изменился. Он больше не был тем озлобленным ребенком.
Наверное, вместо этого я теперь ожесточенный взрослый.
Он не мог отрицать намек на правду в этой мысли, но с ней его грудь только сжалась от острой боли. Это не то, кем он когда-либо хотел быть. Он никогда не представлял, что разочарование и обида могут пожирать его изнутри, могут поглотить, могут подтолкнуть к тому, чтобы быть таким слепым, таким глупым. И все же вот он здесь.
Он откинул голову назад, положив ее на подголовник, и закрыл глаза. Воздух в комнате был чуть прохладнее, чем везде, как всегда любил его отец, и был наполнен ароматом, который Волкер не чувствовал слишком давно — джандори, цветы с его родного мира, которые целую жизнь назад были любимыми цветами его матери.