Легкая улыбка тронула уголки рта Волкера. Хотя воспоминания, которые когда-то вызывал этот запах, давным-давно растворились в дымке прошедших лет, связанные с ним эмоции остались. Счастье, игривость, безопасность, любовь. Это было основой его ранних лет. Как он мог позволить себе забыть об этом? Как он мог не помнить, когда Киара заставляла его чувствовать многое из тех эмоций — хотя и с невообразимой интенсивностью — в их юности, или когда эти чувства росли вместе с ним?
Он провел пятнадцать лет, служа Доминиону Энтрис. То время было вызвано его негодованием, но только сейчас он мог оглянуться назад и понять свои ошибки. Только сейчас он по-настоящему понял цену такого туманного понятия, как долг, хотя он платил эту цену с самого детства.
— Не думаю, что я когда-либо видел, чтобы ты улыбался в этом месте, — сказал Вэнтрикар входя в комнату. Его голос был немного грубее, немного тоньше, но его можно было узнать безошибочно.
— Возможно, тебе лучше притвориться, что ты этого не видел, отец. Я не хочу запятнать твою память о моем пребывании здесь.
— Ты всегда был остр на язык, дитя мое.
Улыбка Волкера погасла. Он открыл глаза и поднял голову.
Плечи посла Синтрелла Вэнтрикара Кальтраксиона не были согнуты временем, но его фигура похудела, а вокруг рта и на лбу пролегли тонкие морщинки. Его кожа была немного бледнее, а цвет волос с появлением седины утратил былую яркость. Но его кхал был таким же ясным и ярким, как всегда. Волкер пробежался глазами по его видимым узорам, все еще способный выделить фрагменты, которые составляли кхал его матери даже спустя все эти годы.
— Мне жаль, отец. Я не хотел, чтобы это прозвучало таким образом.
Вэнтрикар небрежно махнул рукой.
— Ты здесь, Волкер. Я могу мириться с таким тоном, пока ты здесь.
Острая боль печали, которая некоторое время назад сжимала грудь Волкера, вернулась, на этот раз распространяясь наружу медленным, всепоглощающим пульсом.
— Подойди, сын мой, — сказал Вэнтрикар, — встань, чтобы я мог тебя видеть.
Волкер поднялся с кресла и шагнул к отцу. Впервые он осознал, что выше Вэнтрикара, и сейчас его отец казался почти хрупким.
Вэнтрикар положил руки по бокам на плечи Волкера и улыбнулся ему.
— Где твоя форма?
— Мой добровольный срок службы закончился месяц назад, отец.
Теперь улыбка Вэнтрикара погасла, и он нахмурил брови.
— Месяц назад? А как же церемония награждения? Если бы я знал, я бы договорился о поездке в Короус, чтобы присутствовать. Я уверен, что для этого еще есть время, хотя столь короткий срок осложняет дело…
— Церемония уже проведена, — тихо сказал Волкер.
Выражение лица Вэнтрикара смягчилось. Несколько мгновений он просто смотрел на Волкера, а затем его брови напряглись, и он нахмурился еще сильнее.
— Ты не прислал мне сообщение? Не пригласил меня?
— Я был зол на тебя, отец, и…
— Ты был зол на меня? — хватка Вэнтрикара на плечах Волкера усилилась, прежде чем он опустил руки. — Ты годами не разговаривал со мной, Волкер, а затем намеренно не приглашаешь меня на то, что должно было стать одним из самых гордых моментов в моей жизни: увидеть, как мой сын получает все почести от кхалсарна? На один из самых гордых моментов в твоей жизни?
— Отец…
— Было достаточно того, что мне пришлось узнать о твоем повышении до командующего через старых знакомых из дома, но это… Волкер… — Вэнтрикар склонил голову и покачал ею, сжав губы в тонкую линию.
Чувство в груди Волкера только усилилось, мешая ему наполнить легкие столь необходимым воздухом. Стук сердца отдавался в его собственных ушах.
Волкер потянулся вперед и положил руки на плечи отца.
— Я был глуп, отец. Глуп и мелочен. С самого детства я носил этот гнев внутри себя, и он был таким большим. Я не знал, что с этим сделать, как выносить. Поэтому… я выплеснул его на тебя.
Вэнтрикар встретился взглядом с Волкером, черты его лица напряглись.
— Я тоже потерял ее, Волкер, — подняв руку, Вэнтрикар положил дрожащую ладонь на щеку Волкера. — Ты был всем, что у меня осталось после смерти твоей матери. Ты был моей единственной семьей, моим единственным ребенком. Я… я не знал, что делать без нее. Она была моим ориентиром, Волкер. Все, что я знал, это то, что я должен был цепляться за тебя… но у меня также был долг перед Доминионом. Перед нашим народом.