Человеческая кожа.
Матушка упал на колени. Его руки отпустили кинжал и безвольно повисли по бокам. Какое-то мгновение он смотрел на Харта с недоумением, затем с медленным узнаванием, и это было все.
Его тело сместилось назад.
Он застыл в этом положении совершенно неподвижно.
В тот момент я не думал о том, как Матушка заботился обо мне, как учил меня. Я не думал, что, как обычно любят другого мужчину, я, возможно, любил этого. Это придет позже. Я видел мертвого человека. Матушка исчез.
- Господи, Матушка, - сказал Харт.
Стрельба снаружи прекратилась. Нападавшие отступили от дверного проема, но мы не знали, почему. Это казалось неразумным. Им надо было быстро нападать на нас с обоих концов коридора. Мы могли отступить в одну из комнат, но не могли продержаться там вечно. Они потеряли бы несколько человек, но рано или поздно они бы наверняка до нас добрались.
Я почувствовал покалывание в ноге. Онемение еще не наступило, но было такое ощущение, что со временем нога вполне может онеметь. Рана пульсировала.
- Ты справишься, Белл? - спросил он.
Я кивнул. Я смотрел на мертвеца, стоящего передо мной на коленях, и не решался заговорить.
Я увидел, что Харт ранен высоко в районе груди. Я не хотел акцентировать на этом внимание. Там было много крови.
- Нам надо попытаться выбраться отсюда.
Перешагнув через четыре тела в дверном проеме, мы направились к хозяйственным постройкам, всю дорогу ожидая выстрелов.
Выстрелов так и не последовало. Мы обогнули здания, углубились в кусты и вышли на поляну, где привязали лошадей. Но лошадей там, конечно же, не было.
Только Елена и Селин в лунном свете.
- А где Матушка? - спросила Елена.
Харт не ответил. Да в этом и не было необходимости. Его взгляда было достаточно. Взгляд был жестким, и она восприняла его как физический удар. Я почти чувствовал, как она думает: Этот человек винит меня. Конечно, винит. Он винит меня в потере своего друга.
Это было вполне возможно. Но нельзя было быть уверенным наверняка. Иногда его просто невозможно было понять.
Она сказала, что нужно заняться делом и указала на меня.
- Ayudame Celine[20], - сказала она.
Селин сильно прихрамывала, я видел, что у нее прострелено бедро и оторван подол комбинации для перевязки, Под повязкой было что-то коричневое, что, как я узнал позже, повторив процесс на себе, было простой смесью грязи и ее собственной мочи, но в следующее мгновение я понял, что она расстегивает мои брюки и аккуратно спускает их вниз, чтобы добраться до раны, а Елена в это время стягивает рубашку Харта с его плеч. Его ранило прямо под мышку, пуля прошла между грудью и подмышкой насквозь. Кровотечение уже почти остановилось, но крови вытекло очень много.
- Значит, ты и есть Селин, - сказал я.
Мои слова звучали глупо, даже когда я их произносил. Возможно, я даже был близок к шоку, не знаю. Но мне казалось, что я должен был что-то сказать. Вот эта симпатичная молодая мексиканка вытирает мое голое бедро полоской ткани, оторванной от ее комбинации. Еще дюйм или два, и у меня вообще не будет от нее секретов.
- Я не знаю, как вас благодарить, - сказала она.
Она посмотрела на Харта.
- Вас обоих.
Выражение лица Харта сменилось с гримасы на нечто, похожее на улыбку.
- Они ожидают, что мы попытаемся убежать, - сказал он. - Вероятно, придут за нами с первыми лучами солнца. Решат, что нас будет легко поймать, если мы пойдем пешком. Так ты все еще хочешь поблагодарить меня, девочка? Как у тебя дела с конокрадством?
Глава 14
Сомневаюсь, что кто-то из нас вообще спал в ту ночь. Я точно не спал. И не спал бы, даже если бы раненое бедро позволило мне это сделать. И когда в самый темный час, перед рассветом, в так называемый "час волка", Харт коснулся моего плеча, чтобы разбудить меня, я был готов.
Мы возвращались через кустарник тем же путем, огибая потухший костер охранника. Мы с Селин шли с трудом, под мелким непрерывным дождем, и к рассвету притаились в мокрых зарослях, откуда был хорошо виден Пэдди Райан, сидящий в кресле-качалке на крыльце, отмытый от черно-белого грима и пьющий из изящной фарфоровой чашки.
Мы увидели по два охранника перед парой хозяйственных построек справа от нас, что навело нас на мысль, что в них находятся остальные пленники, еще трое в загоне кормили и поили лошадей, и еще один был в центре загона у колодца. И наконец, мужчины, которых Елена назвала "Фредо" и "Густаво", стояли спиной к нам перед колесом повозки прямо перед нами, бросая во что-то камни и гальку и смеясь.