- Мексика. Это дом, нет? Так почему же ваши люди уезжают отсюда?
У нее не было желания отвечать ему.
- Я вижу твои глаза, малышка, - сказал он. - Вижу, как ты борешься. Думаю, ты похожа на сестер.
Ей было трудно поверить, что у этого смердящего пса есть сестры, поэтому она спросила:
- Каких сестер?
- Las hermanas de Lupo. Сестер Дьявола. Древних, как горы, малышка. Древних, как боги. Точно как ты.
Он рассмеялся.
- Знаешь, - сказал он, - я думаю, что им, возможно, придется тебя убить.
Ночь была безлунной и беззвездной из-за низко нависших облаков, и она увидела костры задолго до того, как показалось поселение. По обе стороны старой хасиенды, знававшей лучшие времена, горело четыре костра и стояло столько же деревянных хозяйственных построек, и когда они к ним приблизились, она была удивлена и озадачена тем, сколько людей, должно быть, разместилось в этих небольших зданиях: некоторые из них были soldados, как те, с кем они ехали, но большинство - женщины, молодые и грязные, которые апатично занимались домашней работой, таскали воду и дрова, готовили еду и раздували огонь.
Еще до того, как старая карга возникла из ниоткуда, из дыма, прямо перед ними, она поняла, что здесь что-то не так, потому что многие из этих женщин были белыми - хрупкими на вид блондинками, работавшими бок о бок с мексиканскими крестьянками, и она подумала, что уже знает, как образовалось это сборище. Некоторые из них было одеты чуть ли не в лохмотья, другие - во что-то вроде старых танцевальных костюмов, сильно порванных, на их покрытых синяками грязных лицах было гротескное количество косметики, возможно, чтобы их унизить. Некоторые явно были больны и шатались под бременем своего труда. Она слышала стоны, смех, а откуда-то донесся приглушенный крик.
Затем старая hechicera[4] вышла из клубящегося вокруг них дыма, и ее опасения за их безопасность в этом месте превратились во что-то более похожее на ужас.
Древняя, как горы? Нет, - подумала она. - Но очень старая. Непостижимо старая.
Под черными концентрическими кругами, нарисованными на ее щеках и подбородке, черными полумесяцами, скрывающими горящие глаза, и черными полосами поперек губ и носа, кожа свисала с лица, как ползущие слизни. На ней было какое-то рваное потрепанное и почти прозрачное одеяние, так что под ним виднелась иссохшая слоистая плоть и выпуклости с огромными темными сосками, направленными вниз, к земле. Волосы у нее были длинные и свалявшиеся, от нее пахло серой и гнилой кровью. На голове у нее красовался выбеленный солнцем череп койота с неповрежденным верхним рядом зубов.
Ухмылка койота, казалось, была под стать ее собственной.
В каждой руке она держала по живой гремучей змее, зажатой ниже голов, которые извивалась вокруг ее рук. При виде их, или, возможно, от их запаха лошади шарахались, ржали и пытались отойти в сторону.
Густаво снял перед ней шляпу. Белый, Райан лишь кивнул, когда они проходили мимо.
Все еще пораженная увиденным, Елена повернулась в седле и увидела, как к ней подошли две женщины, обе средних лет, как ей показалось, обе в черном. Одна - худая и крепкая, мрачная и невыразительная, чистая и опрятная. Другая - коренастая, с жестокими крестьянскими чертами лица.
Она только что познакомилась с сестрами Валенсура. Старухой Евой, Марией и Люсией.
Ее ами в Aду.
Глава 4
ЧТО ЭТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА С САМОГО УТРА?
Телячьи шкуры, расстеленные на полу хижины, прошлой ночью казались достаточно большими для троих, а теперь выглядят слишком маленькими для двоих. Я проснулся от рева огромного бородатого мужчины в пропотевших панталонах, похожего на медведя, уставившегося на мои ноги, находящиеся прямо напротив его лысеющей головы. То, что в темноте было просто большой, тихо храпящей фигурой, теперь превратилось в красное от злости лицо. Казалось, что он вот-вот дотянется до меня, оторвет ноги и будет ими меня бить.
Где же Харт, когда он мне так нужен?
Потом я почувствовал запах кофе.
- Спокойно, Матушка. Джентльмена зовут Мэрион Ти Белл.
Харт стоял у обгоревшей почерневшей печи, которая, вполне возможно, была построена еще во времена войны 1812 года.
- Белл? Никогда не слышал ни о каком чертовом Белле!
Он встал, влез в потертые серые брюки, подтянул подтяжки, и все - он был одет. Я не мог вспомнить, куда положил свою одежду, и не хотел пока двигаться. Только после того, как он немного успокоится. Я наблюдал, как он топает по полу к Харту, а тот наливает из покрытой пятнами жестяной кастрюли что-то коричневое и почти такое же густое, как сироп.