Она сделала набег на наши запасы бесшумно, как призрак.
В этом мерцающем свете можно было поверить, что она - дух, обретший плоть. Какой-то древний индейский демон, призывающий своих собратьев.
Со времен Кортеса прошло триста лет. Ацтеки, майя, тольтеки, мешика. Все исчезли. Или нет?
Я вспомнил дикость в ее глазах, когда мы впервые ее увидели. Интересно, что сейчас в этих глазах?
Она потянулась к тарелке с кукурузной мукой и бросила муку в огонь. В дыму я почувствовал запах кукурузного хлеба. Она начала дрожать. Отложив тарелку, она взяла кофейные зерна, сделала то же самое, и теперь я чувствовал запах утреннего кофе. Дрожь усилилась. Ее голова моталась из стороны в сторону. Качание перешло в движение вверх-вниз. Песнопение ускорилось. Она снова потянулась к тарелке.
Я не удивился, почувствовав запах жареных яиц, как будто они готовились на сковороде.
Она раздвинула ноги, и внезапный эротический заряд застал меня врасплох, потому что в одном этом движении прояснилось все, что я видел и слышал, и я понял, что она призывает какую-то жизненную силу перед огнем. Я мог представить мужчину, который был там все это время и только в этот момент раскрылся под ней, толкаясь вверх беззвучно и невидимо, пока она толкалась вниз.
Что-то заставило меня обернуться и украдкой взглянуть на Харта и Матушку. Матушка спал, отвернувшись к дальней стене.
Глаза Харта были открыты. Он наблюдал.
Она застонала, содрогнулась и затихла. Ее голова упала вперед, а затем и все тело, так что она на мгновение встала на четвереньки, тяжело дыша, а затем бросилась в сторону, на одеяла. Я закрыл глаза и притворился спящим.
Настоящий сон долго не приходил.
Глава 7
Она рассказала нам, что помнит тот день, когда в полной мере осознала весь ужас того, что с ними произошло. Не только изнасилования и унижения, тесные зловонные спальные помещения или работа во дворе с мулами, козами или курами, или в саду под палящим солнцем, или в душной прачечной, или на кухне. Все они были стреножены, как лошади. Не было только кнута.
Она вспомнила, как впервые оказалась в xасиенде.
Она пробыла там всего пять дней. Последние два дня она не видела свою сестру, Селин, и это ее мучило. Она набирает ведро воды из колодца. Вода нужна на кухне.
Мария, средняя сестра, с тонкими губами, суровая и мрачная, манит ее с крыльца.
- Займешься этим позже, - говорит она. - Иди сюда. Елена ставит ведро и идет мимо обугленных остатков одного костра, потом другого. Ей трудно подниматься по ступенькам со связанными лодыжками. Мария нетерпелива. - Поторопись, сучка, - говорит она.
Снаружи xасиенда старая и убогая. Внутри же она видит богатство Валенсуров. Короткий коридор ведет в огромную комнату через дубовые двустворчатые двери. Золотые люстры висят под блестящими, искусно выполненными потолками из перфорированного олова, мраморные камины, изысканно украшенные шкафы, полки с боковыми башенками из можжевельника, дуба и красного дерева, расписные книжные полки, картины из пряжи и коры с изображением обезьян, змей и ящериц, золотые маски солнца и маски ягуара, огромные позолоченные зеркала. И повсюду изображения волка.
В железных статуэтках, в обожженной глине, в камне. В красках и вышивке.
Волк - это их нагуаль[8]. Животное, с которым они связывают свою судьбу.
Она следует за Марией через огромную комнату со всеми этими сокровищами, мимо полированной дубовой лестницы, разделяющей два коридора: один ярко освещен и устлан роскошным ковром, его стены увешаны картинами и цветущими красно-желтыми кактусами в горшках, другой - обшарпанный, темный и пустой. Их путь лежит через этот последний коридор, и уже сейчас она встревожена тем, что слышит. Они проходят мимо шести небольших комнат без дверей, расположенных в шахматном порядке, по три с каждой стороны. Первая пуста, кроме односпальной кровати с темным от пятен матрасом. Во второй в углу плачет молодая мексиканка в накинутом на плечи ребозо[9]. Ее запястья скованы перед ней.