Мы часто ссылаемся на «страх успеха» как на возможное объяснение саморазрушительного поведения, хотя обычно мы больше всего боимся качеств, необходимых для его достижения. Страх успеха – эвфемизм для определения более глубоких страхов, являющихся реальными препятствиями, – страха перед свободой, счастьем, близостью, ответственностью. Мы можем бояться неудачи – и тогда страх рискнуть и бросить вызов самому себе загоняет нас в тупик. Можем бояться любви, потому что она всегда несет с собой возможность отвержения и потери. Можем бояться расправить крылья и устремиться ввысь, реально взяв под контроль ход своей жизни, или попробовать что-то новое из-за собственных завышенных стандартов успеха.
Многие из этих страхов усиливаются генерализированной тревогой, которую многие из нас испытывает по поводу жизни в современном мире. (Страх означает боязнь чего-то конкретного, в то время как тревога – это более общее состояние напряжения без наличия определенного объекта). И то, и другое в наши дни – обычное дело. Мир уже не кажется таким безопасным, как раньше. Основное допущение в данном случае – «Мир опасен, а я не готов этому противостоять».
Если нас одолевают страхи успеха, независимости, любви, ответственности, мы можем лишь смутно это осознавать. Мы не любим признаваться в подобном самим себе, поэтому используем механизмы защиты и помещаем эти чувства глубоко в автоматическое «я», где они становятся ключевыми частями нашей личности: «не рискуй», «не высовывайся», «ты не готов».
Если окружающие люди всегда разочаровывают; если мы много раз приближались к тому, чего хотим, но цель всегда ускользала; если никак не удавалось избежать трагедии, – возможно, мы используем стратегию избегания, чтобы защитить себя от дальнейшей боли и разочарования. И если мы постоянно срываем сроки выполнения заданий; если не выкладываемся на работе из-за того, что постоянно прокрастинируем; если всегда отказываемся от отношений или саботируем их, так никогда и не достигая подлинной близости; если похвала или признание доставляют дискомфорт; если мы паникуем, получая новое поручение; если изо дня в день просто плывем по течению, никогда не останавливаясь и не принимая важных решений о своем будущем, – значит, за большей частью нашего саморазрушительного поведения стоит бессознательный страх. Серьезной проблемой может стать страх страха, заставляющий нас избегать всего, что может быть связано с этим чувством, – уверенности в себе, независимости, близости.
Если и существует один общий элемент самодеструктивного поведения, то это страх. Часто побуждением к конкретному акту саморазрушения оказывается невыносимое состояние тревоги. Современная жизнь, с ее обилием выбора и слишком большим количеством информации, лишь повышает наш уровень беспокойства. Тревожась, мы теряем связь с разумной частью нашего мозга и действуем импульсивно, о чем впоследствии часто сожалеем. Иногда мы повторяем обреченные на провал сценарии из-за желания преодолеть этот глубокий страх. Словно живем с постоянным предчувствием надвигающейся опасности, которое становится настолько сильным, что мы провоцируем ситуацию в попытке как можно скорее оставить худшее позади.
Многие привычки (например, употребление алкоголя) направлены на то, чтобы помочь нам не осознавать этот вид страха или свести его к чему-то более управляемому (навязчивые диеты, порезы или самоповреждение).
На глубинном уровне мы боимся смерти (потери идентичности, распада, утраты сил), и наше саморазрушительное поведение может являться попыткой обмануть ее. Некоторые люди считают, что привести деструкцию в исполнение на собственных условиях предпочтительнее, чем позволить природе взять свое.
Корни страха
Определенный базовый уровень страха, вероятно, является неизбежным результатом феномена сознания. Мы – единственный (насколько известно) вид, что вглядывается в звездное небо и думает о том, насколько он мал, задается вопросами, что представляет собой вселенная, и в чем смысл его существования в этой извечной тишине. Мы видим, как люди вокруг нас умирают, знаем, что мы тоже умрем, размышляем о том, что ждет нас там, за этой последней чертой. Мы создали великие мировые религии отчасти ради того, чтобы найти утешение и объяснение всем этим чувствам.