И, не выдержав, комтур Герман заплакал.
— Подожгли на наших глазах, — сквозь слезы продолжал комтур, — остальных погнали в Гродно как пленных, а мне, старому рыцарю, объявили постыдную милость… Не хотел я этой пощады, но меня с двенадцатью кнехтами переправили через Неман и приказали пешком отправляться в Пруссию через пущу Судувы и сообщить тебе, благородному магистру ордена… и всему ордену, что…
Комтур Герман спрятал лицо в ладонях и в отчаянии умолк. Ему подали воды и стул. Сев, он долго не мог начать говорить.
— Что этот предатель приказал тебе, брат комтур, сообщить ордену? — нетерпеливо спросил маршалок.
— Он приказал сообщить только так: ничто никому даром не проходит… и…
Комтур Герман снова захлебнулся плачем.
Вельможи внимательно слушали.
— Что — «и»? — потеряв терпение, спросил граф фон Плауэн.
— И что его мести еще не конец!
Все переглянулись и в задумчивости долго молчали.
Граф фон Плауэн отвел великого магистра ордена к окну и начал с ним шептаться. Маршалок ордена опустил голову и задумался. Потом он принялся ходить по залу, а все остальные смотрели на несчастного, измученного комтура Германа и не могли понять, то ли он совсем свихнулся, то ли прикидывается таким, желая избежать ответственности.
— А сколько осталось у нас заложников Витаутаса? — спросил комтура крепости стоявший возле окна великий магистр.
— Из важных — только князь Жигимантас 57, брат Витаутаса.
— А смоленский князь?
— По твоему приказу, благородный брат, он перевезен в Юрбаркас вместе с князьями и боярами Белза 58.
— А Юрбаркас?.. Ах да, Юрбаркас уже взят! — и великий магистр ордена с выражением скорби на лице махнул рукой и вышел.
— Хитрый лис, всех заложников выманил, — вздохнул один из вельмож.
— Я уже тогда писал великому магистру, что и княгиню не следует отпускать в Литву, но никто меня не послушался, и вот что получилось, — заметил рагайнский комтур.
— Скажи мне, брат Герман, — обратился к комтуру граф фон Плауэн, — ты говорил, что тебя отпустили с двенадцатью кнехтами, с тобой пришли пять, а где же остальные семь?
— Один сбежал, околдованный лесными духами; двое погибли в трясинах судувских лесов; одного задрал медведь; одного пронзил стрелой дикий человек, а двое заболели лихорадкой и остались на границе Пруссии.
— А как же вы нашли дорогу через судувские пущи?
— Шли без всякой дороги и только следили, чтобы утром солнце было позади нас, а на закате — спереди; в полдень, когда тень самая короткая, мы держались так, чтобы солнце светило нам прямо в левый бок. И вот за одиннадцать дней добрались до прусских земель.
— И все лесами? — спросил граф фон Плауэн.
— Все лесами, достопочтенный граф. Иногда целый день шли, словно по подземелью, и только забравшись на высокое дерево, видели небо и солнце… Страшные леса, достопочтенный граф.
— А людей в судувских лесах встречали, жилища видели?
— Кое-где встречали, но люди, завидев нас, сразу убегали в пущу. Хозяйства они никакого не ведут, только репу сажают. Промышляют охотой. В хижинах повсюду находили сушеное мясо, орехи, грибы и печеную репу. Люди, которых мы видели только издали, выглядят очень страшно: полуголые, волосатые, на голове колтун. Единственное их оружие — это лук или палица, а любимая еда — печеная репа. В одном месте нашли мы что-то похожее на избы. Оказывается, там живут егеря Витаутаса, но и они, завидев нас, вскочили на лошадей и удрали. Встречали и совсем диких людей… Однажды смотрим: в болоте что-то копошится; подходим ближе — голые ребятишки: грязные, волосатые, животы раздутые, лица опухшие. Увидели нас — и как начнут визжать. Из кустов выскочил сначала мужчина с огромным животом, потом толстая, с большими грудями, словно мешками, женщина, и сразу умчались в лес. А детишки тут же попрятались в болоте. Даже поймать ни одного не успели.
57
Жигимантас (Сигизмунд; 1365–1440) — великий князь литовский (1432–1440). Сын Кестутиса. Был заложником у крестоносцев с 1389 по 1398 год.