Выбрать главу
* * *

Вешают буржуазную лапшу на пролетарские уши. Передачи Шустера, Сорокиной, Сванидзе, Познера, Герасимова, Пушкова, Караулова из одной политической конторы. Разница в большем или меньшем количестве лапши, злобы и лжи.

* * *

«Сталин и Мао слушают нас». Эту замечательную песню мы, слушатели Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, в начале 50-х годов пели хором в клубе. Она была очень популярна и вдохновляла. Теперь этих великих слушателей нет, а исполнители и – главное – память о реальных достижениях международной пролетарской солидарности остались.

* * *

Живем, как в квартире, в которой все есть, но все бесконечно дорого и нам не принадлежит. Это – наша страна. Может быть, нам из общего богатства и раньше принадлежало не много, но, по – крайней мере, не принадлежало никому другому.

* * *

Был всемирно известный Музей Ленина – единственный бесплатный музей. Теперь там неизвестно что, какая-нибудь оптовая база лужковской мэрии.

* * *

На волжской набережной Саратова – районная библиотека. Конец марта – становится теплее. Дверь открыта настежь, видны стеллажи с книгами и где-то в глубине – еле слышно – разговаривают библиотекари. 14.00 – пьют чай. Ничего не охраняется – выноси хоть все. Да видно, никому не нужно. Книги стоят аккуратно, но старые-престарые, новых книг не приобретают, не на что. Общественные библиотеки вымирают вместе со смертью советской власти. Да и кому нужно это старье?! А как хорошо написано на фронтоне? «Чтение умиротворяет душу» (Вольтер), «Чтение воспитывает мысль» (Пушкин).

* * *

Солнце. Волга – от набережной до острова – истоптана тропами, по которым – на белом снегу это хорошо видно – медленно тянутся группки людей: взрослые и дети, с саночками и с собаками. На острове в это время появляется верба, и обратно все стараются принести домой это чудо весны. Поодаль от троп неподвижно сидят рыбаки.

Вы слышали, как снег весной тает? Шуршит. На рыбалке физически чувствуешь энергетику пространства, поглощая ее.

Небо высокое. Далекие облака. Вспыхивает память об облаках, скажем, 1969-го или 1979-го года. Их уж нет давно. Только фото и память души. Но ведь были! Как были любовь и муки, такие, которых в нынешней жизни не встретишь.

* * *

В.В.Шеленкову – первому секретарю марксовской городской организации РКРП-РПК – 75 лет. В прошлом он много лет был военкомом района, его знает население. Собрались. Поздравили. Объявили благодарность за стойкость в борьбе за народное дело. Кто-то из выступавших сказал о нем: «Абсолютно бескорыстен», как о чем-то ныне невозможном.

* * *

Если Луны не станет, Земля, наверное, выживет, а что будет с Луной, если не станет Земли? Главное, ее же некому будет пожалеть.

* * *

О врачах 8 больницы, которые эмигрировали в Израиль, мало что известно: едут туда теперь редко, а писем не шлют. Кто-то из них скучает по России, не находит себя, но все равно – они – отрезанный ломоть. Многие из стариков там уже умерли. Умер В.Р.Остер. Он прошел всю войну хирургом медсанбата, служил на Саратовском Военно-медицинском факультете, писал хорошие мемуары о войне. Пользуясь оказией, я посылал ему в Израиль свои книги, и он с благодарностью ответил. Уехал туда и Иосиф Ефимович Медведь – прекрасный терапевт, работавший в урологической клинике. Он почти не видел, и его приводили на работу под руки коллеги, но, поразительным образом, только беседуя с больными и осматривая их, он безошибочно ставил диагнозы. И жена его была инвалидом. Их отъезд был вынужденным, в Саратове бы они погибли, получая жалкую пенсию. Перед отъездом он просил прощения у тех русских людей, которые его берегли и которых его отъезд мог обидеть. Он мне сказал, что никогда бы не уехал из России, если бы был здоров. Там его ждала сносная пенсия. Кое-кто из наших, русских, ездят туда с туристическими целями, покупаться в Средиземном море, несмотря на этническую напряженность, террор там непредсказуем и близок.

* * *

В 1943–1945 годах я не раз посещал Домик Дуровых, находившийся недалеко от Центрального Театра Красной Армии и от Областной туберкулезной больницы, где подолгу лежала моя мама. В Домике был маленький зверинец и, вместе с тем, музей, рассказывавший о династии Дуровых. Шла война, и московским ребятишкам нехватало мира и покоя. Посетив музей (он работал бесплатно), я шел к маме и рассказывал ей об увиденном мной. С тех пор в душе у меня, как память о Домике Дуровых и своем детстве, осталось теплое облачко. А тут по телевизору я увидел одну из старших Дуровых, мою сверстницу, которая наверняка бывала в этом Домике в то же самое время, что и я, и которая поведала зрителям, что она с р а д о с т ь ю вступила в «Единую Россию». Подумать только, одним зверюшкам радовались, всю жизнь прожили вместе при советской власти, пользуясь уважением людей, а оказалось, что молимся разным Богам.