- Ну хоть не укокошил никого. Впустил же, а? Это ничего, что в штаны надул... Все же целы. Забудь. Я попросил за тебя. Останешься во втором ранге.
Однако всё это было пустяками по сравнению с вестями из Главного Штаба. В ту же ночь, когда Кильд чуть не был сражён стрелой Лироша, стараясь не поднимать лишнего шуму, оба прибывших были препровождены в покои капитана форта. Там гонец короля - крепко сложенный густобровый молодец по имени Огмар Дези с ударением на И, как он сам уточнил в начале своей речи, выдал наизусть заученное послание.
«Капитану Кессену Фойердалю и всем защитникам форта Байу.
В связи со стремительным продвижением армии Ливеллии по территории Республики Левэр и риском скорого выхода войск неприятеля к границам дорогого нам Драбанта мы не имеем возможности перебросить вспомогательные части на восточный фронт.
Генералу Сигуру Колючему приказано занять позицию у форта Роспел, который в крайней степени благоприятствует успешной обороне нашими ограниченными силами, что также поможет консолидировать оборонительные силы в одном месте. Мы вынуждены оставить Восточную Крепь и Форт Байу. Да поможет вам милостивый Осгунд.
Приказываю держать оборону до истощения сил. При понимании безысходности положения и скорого захвата крепости, форт не сдавать, а сжечь. Людей, при возможности, сохранить и отступать скорым маршем на Роспел. Решение об отступлении принимать только капитану Фойердалю, либо при его кончине, его первому заместителю.
Верю в вашу доблесть и верную службу королевству!
Король Отакар Фичгрот»
После прочтения густобровый Огмар Дези пожелал незамедлительно проинформировать его о положении в крепости, продиктовать обратное послание королю и на следующий же день отправиться обратно в Твердрек.
К сожалению, для торопящегося гонца, на следующий же день кольцо постов вокруг форта сильно сжалось. Число дозорных увеличилось. Они встали палатками на своих участках и теперь денно и нощно наблюдали за каждым метром стены. Вырваться из окружения, не будучи обнаруженным, теперь не представлялось возможным.
На утро следующего дня Фойердаль задумал собрать всех у донжона и произнести речь в присутствии королевского представителя, но его опередил вестовой Меербю Эддидр, дежуривший в то время у восточной стены. При первых лучах солнца он, волнованный и взмыленный от пробежки, доложил:
- Командор Фойердаль, только что на стреле получено послание от противника: командующий Армией Петляющего леса просит Вас прибыть к восточной стене на переговоры. Сам он там будет ожидать без оружия на коне, как только солнце покажется из-за леса.
Солнце к тому времени только плеснуло розовым на тёмно-бирюзовую гладь неба. В начале кигды зелёного дятла оно уже начало пригревать. Снег сошёл, и, как это бывает в здешних краях, тут же закипела жизнь: прилетели цапли и начали расхаживать по полю, в лесу добавилось множество новых птичьих веселых песен. Скоро всё вокруг зазеленеет.
«Хорошо бы дожить до настоящего тепла и лета», - подумал Кессен, облачаясь в свой официальный кафтан командора, состоящий из многослойной стёганой ткани и множества заклёпок, образующих сложный узор в виде пластинок и ячеек на груди и спине. Он повязал на предплечье гербовый шарф, затянул узлы на красивых кожаных налокотниках, застегнул широкий пояс и направился к главным воротам.
Помимо Военега, Имелика и Житомира командующий фортом решил взять с собой Авилеро и Яля, показав этим врагу, что в форте нет расовых разделений: все они сражаются за одно королевство.
К моменту, когда они взобрались на стену, под ней их уже ждали двое: главнокомандующий армией Икар.... и человек, в котором можно было распознать того всадника, который привёл Армию Петляющего леса, - колдунья. Третья, как по слухам её звали сами эльфы, на этот раз оказалась на расстоянии всего нескольких метров. Оба прибывших подняли головы.
Кессен и остальные отшатнулись, но вовремя взяли себя в руки. Правая половина лица у Третьей была пурпурно-чёрной, будто бы обожженной. Но пугало даже не это, а то, что по сожжённой части лица проходило несколько трещин. Кожа в этих местах лопнула и раскрылась, обнажая ... Там должны были быть кровь, мясо, кости в конце концов... Но вместо этого в глубине борозд, казалось, что текла лава, будто тлели угли, то разгораясь, то затухая до едва уловимых красноватых рубцов. Правый глаз походил больше на раскалённый уголь, брошенный в тёмную чашу глазницы. Пульсирующие красным внутренним огнём шрамы уходили вниз на длинную шею, на широкие ключицы и далее прятались за вырезом балахона. Только по строению маленького лысого лица и отсутствию растительности на нём можно было догадываться, что перед ними женщина. Под тёмной мантией был лишь небольшой намёк на женские груди.