- Чего они так?!.. уж не волка ли почуяли?.. - сказал, покашливая, Лапша.
При таком неожиданном предположении, сделанном Лапшою с тем лишь, чтоб сказать что-нибудь (он не раз уж покушался вызвать жену на разговор), один из маленьких сыновей его и за ним пучеглазый Костюшка быстро ухватились за поняву матери, которая готовилась поставить на стол чашку с квасом; третий мальчик, самый младший, сидевший поодаль от братьев, выпустил из рук ложку, зажмурил глаза, раскрыл рот, затрясся всем телом и вдруг залился воплем.
- Полно, Вася! не плачь! батя так только постращал… это не волк… волки ходят только зимою, - сказал Петя, старший сын, подвигаясь к маленькому брату, чтоб взять его на руки.
- Умник, батюшка, умник! Какие тут волки! Слышь, что Петя-то говорит… Ну, пусти же, пусти! - заговорила Катерина, стараясь высвободить свою юбку, но вместе с тем боясь пошевелить руками, из опасения опрокинуть чашку на стол, - пусти, говорю, оставь! никакого нет волка… Маша, отыми ты их от меня… того и смотри тюрю всю расплескаешь… Придет же ведь этакое в голову! - заключила она, не взглянув даже на мужа.
- Должно быть, вор… на мельницу пробирается… - произнес Лапша, думая этим поправить свою ошибку.
Но и это предположение оказалось неверным. Посреди визга и лая собак послышалась вдруг глухая, заунывная песня, которую тянули несколько голосов.
- Это нищенки! побирушки! - воскликнул Петя, смеясь и оглядывая братьев своих, которые тотчас же умолкли.
Угрюмый, мерный напев делался слышнее и слышнее; вскоре можно даже было различать отрывистые слова песни. Нищие приближались; вместе с ними приближалась и собачья стая. Иногда хор как будто ослабевал и обрывался.
Разъяренный визг собак показывал, что певцы принуждены были переносить внимание от голоса к собственным ногам, которые следовало защищать от нападений; немного погодя, однакож, басистый голос запевалы, гудевший как исполинский шмель, подхватывал с новою силой:
К нему тотчас же приставали три другие голоса, в числе которых особенно заливался один, дребезжащий, как у козла, и песня шла своим чередом:
Обойдя таким образом большую половину деревни, нищие остановились перед избою Лапши; но тут, волей-неволей, они должны были замолкнуть. Волчок, сидевший до тех пор на завалинке, ждавший, вероятно, своей очереди и изредка, только присоединявший свой голос к голосам товарищей, которые преследовали нищих, ринулся вдруг со всех ног, и если б который-нибудь из них зазевался, он, без сомнения, вцепился бы ему в икру.
- Эка злющая эта собачонка! - проговорил Лапша, между тем как за окном слышалась брань и яростное хрипенье Волчка, который цеплялся зубами за палки, подставляемые нищими.
Секунду спустя в окне раздался стук, и жалобный слезливый голос прокричал:
- Отцы-милостивцы, подайте милостинку во имя Христово!..
- Вот нашли у кого просить! самим есть нечего! - с горечью произнесла
Катерина.
Она собрала, однакож, со стола несколько корок и подошла к окну.
Заслышав чужой голос, Дуня, продолжавшая сидеть в углу, сорвала платок, который покрывал ее голову, и насторожила слух; но едва только Катерина подняла окно и безумная увидела постороннее, незнакомое лицо, она быстро поднялась с места и спряталась за печку.
- Не взыщите, касатики; больше нетути! - сказала Катерина, подавая корки нищему, который жадно за них ухватился, - сами нуждаемся… Бог подаст!..
- Наши плачут, стало, и ваши не радуются! - заметил козлячий голос.
Катерина готовилась уже захлопнуть окно, как вдруг перед нею выставилось широкое багровое лицо Верстана.
- Чего тебе еще?.. Ведь дали!.. Ступай в другое место; больше у нас нет ничего, - сказала Катерина.
- Пусти, касатка, переночевать; вымокли все! - забасил Верстан, оглядывая быстрыми глазами внутренность избы.
- Где тут с вами возиться! самим тесно!
- Пусти, родная, - пристал Верстан, - мы, пожалуй, не даром: по копеечке с человека положим; нас четверо; пусти только… хлеб свой… деньги хошь сейчас отдадим, коли не веришь…
- Пусти, тетенька, - подхватил козлячий голос, - четыре человека, стало, два гроша-куча хороша!
Тимофей дернул жену за рукав и отвел ее в сторону.
- Вот ведь ты какая! - шепнул он тоном упрека и как бы поддразнивая ее, - сама ругаешься, говоришь: такой я сякой, а сама что делаешь?.. Все через тебя выходит… Четыре копейки дают - не пущаешь… Завтра бы деньги-то Карпу отдал… А все я во всем виноват… То-то же вот и есть! - добавил он с выражением, которое ясно показывало, что он верил в дельность слов своих.
Катерина только плюнула и пошла убирать со стола. Но Лапша не обратил на это внимания. Чтоб окончательно доказать жене несправедливость ее обвинений и показать себя перед нею деловым, заботливым хозяином, он направился к окну и начал даже торговаться с нищими; но так как ему не уступали, и, в сущности, его не столько занимала прибыль, сколько появление новых лиц, беседа с ними и сладкая перспектива высказать им несправедливые гонения судьбы и людей, он тотчас же согласился на все.
- Ну, да полно вам тут, о чем говорить! словами воздуха не наполнишь! Коли пущать, так пущай!.. Дождик идет!.. - нетерпеливо крикнул козлячий голос, и лицо
Фуфаева, вымоченное дождем, показалось за плечами Верстана.
- Отгони-ка поди собаку-то… так и рвет, проклятая! - сказал Верстан.
- Сейчас; ступайте к воротам! - возразил Лапша, захлопывая окно.
- Вот ведь всегда так: во всем я помеха, - подхватил он, останавливаясь перед женою и высоко приподымая брови, - и такой я и сякой… а что, кабы не я теперь?..
- Ну, хорошо, хорошо! - с досадою перебила Катерина, поворачиваясь к нему спиной.
- Да, теперь хорошо; то-то же вот и есть! - произнес Лапша с выражением полного сознания собственной правоты своей.
Но в эту самую минуту в воротах раздался страшный стук, и Лапша торопливо заковылял к двери. Минуты три спустя в сенях послышались голоса, шум шагов, и нищие, предводительствуемые хозяином, вошли в избу.
IX
С появлением нищих, которые посреди окружавшего их сумрака принимали вид каких-то пугал, мальчуганы Катерины побросались с лавок и побежали к матери.
Только Петя и старшая сестра его, Маша, остались на местах своих; они оглядывали гостей любопытными глазами.
- Здорово, хозяйка! - пробасил Верстан, отряхивая мокрую свою шапку.
Вместо ответа Катерина принялась с сердцем кричать на детей, жавшихся у ее понявы.
Фуфаев между тем велел своему мальчику вести его к хозяйке. Положив руку на плечо ребенка, он пошел вперед, оставляя на полу следы воды, которой пропитаны были его лохмотья.