— Нужно снять одежду, отжать ее.
Майор согласился.
— Я пройду немного дальше…
— Нет! Давай больше не будем разделяться.
Он пожал плечами — «как скажешь».
— Тогда я просто отвернусь.
Выжатая одежда не перестала быть влажной, но так она должна была высохнуть быстрее. Одевшись, Чернаков посмотрел на Наташу. Подошел, обнял ее. Она слабо сопротивлялась, но он сжал ее в объятиях еще сильнее.
— Дура! Ты что, думаешь я соскучился по женской ласке? Нам надо согреться!
Она перестала дергаться, невольно прильнув к серой жандармской форме. Почувствовала, как по сильному мужскому телу тоже пробегает дрожь. Обняла Вадима, уткнулась лицом ему в грудь. Они стояли так несколько минут, пока не почувствовали, что холод между их телами исчезает, вытесняемый человеческим теплом.
— Будет еще холоднее, — майор скорее констатировал факт, чем спрашивал.
— Наверное.
— Мы не дойдем, если сейчас двинемся дальше. Надо вернуться.
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза.
— Вернуться? Куда? Ты же знаешь, попасть обратно на верхние уровни мы не сможем. Сил и так немного, мы ничего не ели больше суток. Ну хорошо, вернемся, согреемся. Но потом снова придется идти сюда, чтобы… чтобы попасть… — Наташа бессильно опустила руки, не в силах объяснить, ради чего они стараются, где могут оказаться в конце пути, — Нужно просто идти дальше. Сейчас. Пока можем.
Майор отстранился, оставив девушку одну. Погладил вентиль. Приглядевшись, заметил на нем множество отметин. «Похоже, не мы одни пользовались трубой. Интересно, сколько разных тварей пытались открыть кран? Чем они пользовались — руками, когтями, зубами?».
Было жаль покидать источник: неизвестно, когда еще появится возможность напиться. Но и влить в себя про запас они не могли.
— Идем, — согласился майор.
Коридор, ведущий из бойлерной, не был таким же пустым, как тот, по которому они сюда пришли. Теперь вдоль правой стены тянулось несколько труб. Возможно, эти трубы, изолированные блестящими металлическими пластинами, служили когда-то радиаторами для обогрева тоннеля. Наташа успокаивала себя, представляя, будто внутри до сих пор раскаленный пар и она вот-вот почувствует тепло. Иногда даже казалось, что она и в самом деле его чувствует. Но лишь на секунду. Потом все возвращалось на круги своя: вокруг один лишь усиливающийся холод, сжимающий в ледяных щупальцах человеческие тела.
Майор долго не высказывал вслух сомнений, но каждый шаг, отдаляющий их от тепла и воды, отзывался в его душе раздражением и разочарованием. Да, возвращаться было поздно, и все же ему казалось, что он зря позволил девчонке уговорить себя продолжить путь. Может, возвращение и не спасло бы их. Но на какое-то время продлило бы им жизнь.
— Как это глупо.
— Что именно? — не поняла она.
— Все. В первую очередь поверить тебе. Нельзя было вообще отпускать тебя из под ареста. Капитан правильно делает, что считает таких, как ты, экстремистами.
Наташа фыркнула.
— Ну хорошо, я экстремистка. Потому что хотела для всех лучшей жизни. Не для себя, для всех двухсот тысяч. А ты кто такой? Вы все — капитан твой любимый, команда, жандармерия — кто вы такие?
Она вздрагивала одновременно от холода и возмущения.
— Разве можно, — продолжила Наташа тихим голосом, — Разве можно избивать на допросах пожилого человека, профессора, чтобы выбить из него признания в том, чего он не совершал?
— Ах, вот из-за чего ты взъерепенилась… Девчонка, много бы понимала! Иногда не стоит церемониться с меньшинством, ради спасения большинства.
Впереди показалось что-то темное. Вадим подумал, что это тупик, но потом разглядел, что трубы, тянувшиеся справа, изгибаются вместе со стеной. Майор и Наташа подошли к повороту, выглянули из-за угла. В лица им повеяло таким холодом, что последние два часа путешествия показались чуть ли не прогулкой по теплой аллее.
Стены и потолок отдалились, освещение, исходившее теперь от видимых ламп, стало значительно ярче. Где-то наверху, из длинных, ребристых щелей в зал влетали хлопья снега.
— Камера охлаждения, — пробормотала Светлова.
Майор схватил ее за руку, потащил за собой, быстро, почти бегом.
— Надо пройти это место, пока мы не окочурились от холода!
Вадим не смотрел по сторонам, не оглядывался, он был сосредоточен лишь на одном — выйти из камеры живым, не упасть, не замерзнуть. Но девушка, которую жандарм продолжал держать за руку, успевала замечать некоторые детали. Вот справа мелькнул сугроб, очень напоминающий засыпанное снегом тело… Слева показались надписи, сделанные нетвердой рукой на неизвестном языке, не похожем даже на знаки создателей Станции… Еще один сугроб, поменьше…