Немецкий генерал Шведлер знал: в обороне у нас не густо, но он никак не предполагал, что советское командование готовит на этом участке Южного фронта контрудар. Ни наземная, ни воздушная разведка противника не обнаружила 218-й стрелковой дивизии, которая пришла из Белой Калитвы отдохнувшей и пополненной.
Полки этого соединения с ходу врезались на машинах в плотные колонны противника, ударили по ним из пулеметов под Родаково, на подступах к Ворошиловграду. И отсюда под натиском армейской группы советского генерала Камкова враг начал откатываться к Артемовску, пятиться на Краматорск и Славянск.
Были освобождены Красногоровка, Сентяновка, Персиановка, Голубовка, Перещепная, Ореховка, Берестовая. Но 1-й танковой армии Клейста все же удалось ворваться в Ростов… Чтобы помочь 56-й отдельной армии, сражавшейся за цитадель Тихого Дона, 37-я армия и другие соединения группы Камкова наносили яростные удары по вытянувшемуся флангу противника, угрожая заходом в тыл 1-й танковой армии фашистов.
В составе 37-й армии действовали и подразделения комсомольского полка. Молодые бойцы под пулями разрывали проволочные заграждения, пролагали проходы для наших танков и пехоты, очищали минные поля. Случалось, и сами вступали в бой, помогали пехотинцам.
Роте лейтенанта Комочкина дали задание разминировать небольшой район. Саперы пришли в нужное место, а там — гитлеровцы. Что делать?
— Приказ есть приказ, — сказал командир. — И его надо выполнять.
Однако предварительно нужно было выкурить немцев. Саперы бросились в атаку. Разгромили группу противника, освободили населенный пункт. Потом занялись разминированием.
А в это время в редком перелеске недалеко от реки собрались командиры и политработники. Совещались. Прикидывали, как бы овладеть мостом. Мост находился под усиленной охраной противника, и потому старший начальник танкистов так грустно смотрел на капитана Семятковского, командира комсомольского батальона.
— Я знаю, если бы нужно было уничтожить этот мост, ваши сорванцы взорвали бы его в два счета, — говорил он, поглядывая на свинцовые, холодно блестевшие изгибы реки. — Но мост нам необходим целый! Понимаете? Что посоветует товарищ капитан? Вот комиссар батальона, вот командир седьмой роты лейтенант Снегура. Он человек опытный, бывший моряк знаменитой Днепровской флотилии. Может, вместе что-нибудь придумаем, товарищи? А что комсомольцы скажут?
Комсорг седьмой роты Илюша Холодов прищурил голубые с хитринкой глаза. «Дерзнуть, что ли?»
— Поручите нам, комсомольцам, товарищ комбат, — сказал он, и шелковистые щеки его нежно порозовели.
«Говорит, словно о комсомольском поручении, — отметил про себя старший командир. — Эх, возраст, возраст… Ну да, может, это, по их понятию, и есть самое настоящее комсомольское поручение?»
А комсомольский вожак уже что-то соображал. И, видимо, довольный своими мыслями, улыбнулся.
— Пускай чуть стемнеет.
В вышине вспыхивали ослепительные ракеты. На миг ярко освещали спокойную гладь воды, балки моста. На мосту — ни души.
Илюша Холодов и его товарищи залегли у крайних развесистых кустов, ветки которых топорщились, укрывали надежно.
— Двинемся по-пластунски, — тихо произнес комсорг. — Впереди Миша Тарасевич, Толя Греков и Саша Перескок. Гриша Мигуля, Филя Смирный, я и остальные — за вами. Ты, Толя, посильнее нас всех. Нападешь на часового. С кинжалом. Стрелять лишь в крайнем случае. Если что, нас поддержит огнем отряд Снегуры. Все понятно? Ну, поползли!
Они торопливо работали руками и ногами. А тьма такая — в трех шагах друг друга не видно. Небо низкое, забито тучами.
Вот и мост. Малейший стук по настилу — и часовой насторожится. Где только он? При вспышке очередной ракеты разглядели, что часовой на противоположном конце моста. Ничего себе, верзила! Даже Толе Грекову трудно будет справиться с ним. Ну да весь расчет на неожиданность.
Часовой шел прямо на них. Потом остановился, облокотился на перила — все это ясно видно при свете ракет. Ишь ты, Донцом любуется. Мало ему Рейна и Одера. Кто звал его сюда? Заявился и разбойничает, хаты жжет, детей убивает…
Ага, вон он, пулемет на треноге, и солдат около него. Как это сразу не заметили?
Часовой повернулся и затопал по настилу. Следом за ним поползли комсомольцы. У пулемета немец опустился на колени, будто молиться собрался. Наклонился, как в поклоне. И пошел палить из пулемета. Свинец ехидно запел над головами ребят.