— Где тут уснуть, гремит поминутно, — отозвался комсорг полка. — Затишье называется.
— А меня и не тянет что-то, — сказал комиссар батальона и потер виски. — Бессонница.
Блажко прошелся по комнате. Прислушался.
— Наверно, наши хлопцы фрицев растревожили. Ведь в такое время обычно спят, как сурки. Взгляну: не идут ли наши проводники. Что-то долго их нет.
Решили все трое глотнуть на улице свежего воздуха. Выбрали удобное место, стали по очереди смотреть в бинокль. Но комбат не любил долго стоять в одной позе. Ему все хотелось двигаться, действовать. И скоро он заявил:
— Холодно что-то, а? Пойду готовиться к занятиям по изучению трофейных мин.
— Новые образцы получили? — поинтересовался Кушкис.
— Нет пока. Приходится изучать по описанию.
Возвратясь в хату, Иван Григорьевич Блажко сел за стол. Придвинул поближе лампу, раскрыл книжонку. Нашел страницу, где говорилось о трофейных минах. Совсем мало сказано о новых, прямо с мизинчик. Он попытался читать, но мешало беспокойство за Колю Фурманова и Васю Васютина. Где они сейчас?
И тут в окно стукнули. Он выскочил из хаты. Глянул на смутные фигуры, двигавшиеся на него из темноты. Обрадовался:
— Они! Что-то несут… Неужели ранили кого? Часовой, позови санинструктора!
Но вот уже ребят совсем ясно видно. В руках у Васютина — ручной пулемет «МГ-36». На спине Фурманова — тяжелый груз в немецком маскхалате.
— «Машингевер»! — поразился Блажко. — Где взяли?
— На обратном пути подобрали, товарищ комбат, — пояснил Фурманов.
— Как это «подобрали»? Валялся, что ли?
— Сначала из него фриц палил вон с той высотки, — указал Васютин. — Выползет из укрытия и поливает свинцом справа налево. Отстреляется и опять на карачках в берлогу. Замучил! На обратном пути мы его подкараулили, подсунули минку-«сюрприз». Только вылез — она и ахнула.
Кушкис помог затащить в хату фурмановский груз. Развернул маскхалат, пожал плечами. Но Блажко так и возликовал:
— Да вы знаете, Леопольд, что это такое? Мины новейшего образца! Те, которые нам нужны позарез, последний образец! Их же противник в секрете держал! Ну, молодцы, раздобыли все-таки.
Василий Васютин и Николай Фурманов улыбались.
— Ай да ребятки, дайте обниму вас! — никак не мог успокоиться комбат.
Васютин вдруг вскинул руку и отрапортовал:
— Товарищ капитан, задание командования выполнено!
Через несколько дней обоих саперов наградили орденами Красной Звезды.
Глава восьмая
Рай-Александровка растянулась вдоль ручья километров на десять. Сюда и прибыл Юрасов.
В начале марта части 218-й стрелковой дивизии выбили оккупантов из насиженных мест. Сразу здесь обосновались КП дивизии, госпиталь, все тылы. Когда же гитлеровцы предприняли контратаку, тылы начали спешно эвакуироваться. Машины карабкались на северную возвышенность, буксовали, потому что днем пригрело, снег расплавился, и дороги развезло. Моторы ревели, но колеса прокручивались вхолостую.
А тут в атаку двинулись фашистские танки.
Шестьсот шестьдесят седьмой стрелковый под командованием Петра Тимакова держался стойко. Одна за другой вражеские машины выходили из строя. Капитан Телухин командовал:
— Бронебойщик Пашенцев! По левому — огонь!
Юрасов — представитель дивизионной газеты, корреспондент фронтовой «Во славу Родины» — стоял с фотографом возле истребителей танков. Они фотографировали.
Через несколько дней Юрасов Иван Петрович заменил в бою выбывшего из строя комиссара дивизионной разведки, а потом предстал перед начальником политотдела Власовым.
— Ну, газетчик-разведчик, — сказал тот. — Тебя отзывают в политуправление. Как бывший комсомольский работник назначен ты комиссаром батальона комсомольского полка.
И вот опять Юрасов в Рай-Александровке, но уже не пишет статьи о комсомольцах, а вместе с ними минирует подступы к рубежу обороны.
Первый батальон получил приказ перейти на участок 295-й стрелковой дивизии. Майор Белоконь проинструктировал командиров, разъяснил, кому, где и когда быть. Сам отправился по морозцу с первой ротой, а заместителю и комиссару батальона назначил срок — через час выходить.
В низине скопился снег. Лежал грязноватыми пластами и медленно таял. С утра его льдистая корка хрустела под ногами, как раздавленное стекло. Под лучами солнца слабела, сама ломалась. Люди увязали в мокром снегу.
Пришлось направить колонны на возвышенность, где снег уже стаял и земля слегка подсохла. Но здесь была новая беда — могла достать вражеская артиллерия.