Пахло жареным. Огромные жирные туши блестели, когда с них соскребали ножом щетину. «Ничего себе „поросята“, — подумал Евтушенко. — Наедятся ребята досыта. Только бы желудки себе не попортили после сухарей-то».
В тени под раскидистыми кустами Король раньше других старшин устроил пир. Заострил ножом палочку, наколол на нее облюбованный кусок и широко раскрыл рот. Да так застыл в оцепенении — в небе загнусавили самолеты. На станицу надвигалась туча «хейнкелей».
— Залить огни! — скомандовал Евтушенко.
Тот, кто еще возился, подпаливая туши, схватил ведра и начал опрыскивать горящую солому. Задымило еще гуще. Саперы кидались в отрытые окопы, прижимались к земле.
Побежал и Павел Черкасов к своей ячейке. А там — женщина с ребенком малым. Смотрит на него и дрожит вся.
— Тут никого не было… Я сейчас вылезу…
— Ложитесь!
Искать другое убежище было поздно, и он плюхнулся невдалеке от бугра. Бомбардировщики прошли по эллипсу. Не спеша развернулись и вытряхнули из люков бомбы точно на станицу. Грохнуло совсем близко от Черкасова. Комья земли полетели в воздух, снова упали вниз. Когда пыль рассеялась, он глянул на свою ячейку, где укрывались мать с младенцем. Так и есть — рядом с окопом упала бомба. А в окопе женщина с кровавым пятном на кофточке. Ребенок копошится на ее груди, теребит кофточку, хнычет жалобно. Не понять ему, неразумному, что нет больше у него матери. Сиротой остался.
«Хейнкели» улетели, а бойцы еще долго стояли молча над убитой женщиной. Малыша куда-то унесли. Слушая всхлипы жительниц станицы, ребята сжимали кулаки. Ну разве такое забывается? Фашисты ответят за все сполна. Придет час расплаты, и не уйти им от него.
В поход воины комсомольского полка выступили раньше, чем кончилось время привала. Не до отдыха, пока хозяйничают на нашей родной земле враги.
Глава двенадцатая
Действительно началась карусель, как предвидел Евтушенко. Чем ближе к Ростову, тем больше самолетов фашистских. Они перелетали через Дон, бомбили все живое, что двигалось.
Вот в чистом, без единого облачка, небе проплыла эскадрилья «хейнкелей». Грузовые бомбовозы сопровождали юркие истребители. Звено «мессеров» забавлялось: то взмывало вверх, то ныряло вниз. На пути деревня Круглик. Ее начали обстреливать из крупнокалиберных «машингеверов». Заметались у хат женщины с ребятишками, заголосили.
— Что делают! — возмутился Белоконь, наблюдая в бинокль за происходящим. — Первая рота! Приготовиться к стрельбе по самолетам! Огонь открывать по моей команде!
Рота рассыпалась в степи. Саперы ложились на спину, устанавливали постоянный прицел. И над степью вырос лес винтовок. Среди них чернели стволы ручных пулеметов.
Четверка «мессершмиттов» прогулялась по длинному эллипсу.
— Целиться три фигуры вперед! — скомандовал комбат. — Залпом пли!
В воздухе треснуло, будто кто-то разорвал холстину. Самолеты шмыгнули ввысь, начали юлить и лавировать.
— Лови синицу в небе, — огорченно произнес кто-то.
— Эх, промазали! — досадовал Белоконь, пряча пистолет в кабуру. — Хоть бы одного свалили!
«Мессершмитты» опять появились над батальоном. Но уже не было ни у кого охоты стрелять по ним, посылать пули в белый свет, как в копеечку. А Белоконь не унимался.
— Залпом пли! — закричал он.
Снова над головами треснуло. И тут один «мессер» спикировал, да так, что не вышел из пике. Оставляя за собой шлейф дыма, он клюнул носом у самой дороги, пропахал длинную борозду.
То-то ликовали в первом батальоне! На радостях люди обнимались, кричали что-то. Не все гулять безнаказанно фашистам в советском небе. Один догулялся.
К месту происшествия прибыли представители штаба 216-й стрелковой дивизии. Забрали у разбившегося пилота документы. С трофейным пистолетом Белоконь не захотел расставаться.
— Всю войну с ним пройду, — сказал он.
Батальон двигался медленно. Люди измотались. Было неуютно и голодно. В животах урчало то у одного, то у другого, то у третьего — прямо настоящая перекличка. Ростов близко, да сил нет. Перед станцией Большие Салы двое отстали.
— Пятницкий, узнай, в чем дело, — обратился Белоконь к комсоргу третьей роты. — Почему двое еле двигаются?
— Товарищ майор, сержант Ильченко и рядовой Рыженко совсем ослабли, — объяснил Пятницкий.
— Тогда передай им: пусть задержатся на рубеже заграждения. Отдохнут немного, а заодно понаблюдают за противником. В случае чего предупредят нас выстрелом. Мы остановимся сразу за станцией, недалеко.