Целая стрелковая часть. Пришлось ждать в укрытии, пока все переберутся.
— Можете уничтожать переправу! — крикнул командир части.
Ну, теперь надо наверстывать упущенное время. Немцы кое-где сумели прорваться к Дону. Пока их сдерживали у моста пулеметным огнем. Рысков повернул рычажок подрывной машинки, но взрыва почему-то не последовало. Что там случилось? Ведь минута дорога. И Чумаков пополз вдоль провода выяснять, в чем дело.
— Кабельная трубка поломана, — передал он Рыскову.
Вот тебе раз. Запасной трубки нет. За другой бежать поздно — противник напирает. А мост должен быть взорван! Ситуация… Чумаков слишком хорошо понимал, в какое положение они попали. Эх, была не была! Схватил зубами пулю винтовочного патрона, раскачал ее и вынул. Проделал пороховую дорожку. Отполз. А гитлеровцы уже топали по настилу коваными сапогами, бежали, стреляли на ходу. Каждый их шаг отзывался в его мозгу. Будто не доски моста топтали — его самого. Скоро ли?..
Взрыв! Значит, задание выполнено. Снова легким, почти невесомым стало тело — напряжение схлынуло.
Степан Чумаков заторопился. Через несколько дней он получит медаль «За боевые заслуги», смущенный, будет принимать приветствия друзей. Сейчас же он с этими друзьями догонял батальон. Далеко, однако, ушли. Солнце клонилось к закату. Дорога виляла между зарослями акаций, взбиралась на пригорки, опускалась в низины. Однополчан не было видно.
— Еще отстанем. Эх, задержались как, — посетовал Романовский.
— Машина! — Рысков вдруг встал, как вкопанный. — Чья это?
— Наша, — приглядевшись, сказал Романовский.
В машине их тоже заметили. Юрасов замахал руками.
— Сюда! Вас ждем! Живо в кузов и поехали!
Полуторка промчалась метров сто. Дальше — дамба. Романовский, который устроился в кузове у самой кабины на каких-то пустых мешках, сейчас поднялся, посмотрел вперед.
— Хлопцы, вижу батальон! — сообщил он. — Побежали врассыпную, ложатся…
— Самолеты, товарищ комиссар! — крикнул Рысков, наклоняясь к окошку кабины.
Юрасов приказал шоферу остановиться. Присоединяться к колонне пока смысла нет — за ней определенно погонятся, начнут штурмовать. Одну же машину вряд ли станут бомбить.
Двенадцать тяжело нагруженных «хейнкелей» проплыли над Ростовом, пересекли Дон. С того часа враги перестали сыпать бомбы на Ростов. Они медленно прошли над городом по смятому кругу, сделали боевой разворот.
Саперы, между тем, выбрались из машины, залегли. К дамбе с обеих сторон вплотную подступала вода. Если начнется бомбежка, можно спастись в воде. Но вражеские самолеты направились в сторону Батайска. Зачем? Так вот в чем дело! Фашистские асы замерли над людской вереницей, протянувшейся от острова Зеленый до Батайского шоссе. Большими и малыми группами через открытую равнину шли старики и женщины, несли малышей. И вот над этими беззащитными людьми засвистели бомбы. Все двенадцать бомбовозов высыпали на них свой смертоносный груз. Где только что были люди, теперь зияли рваные воронки, а над ними стоял непрерывный, рвущий душу на части стон.
Черкасов в исступлении рванул ворот гимнастерки.
— Будьте вы прокляты!
Вот так убили и его брата. Бомбой, в своем же дворе. До каких пор будут глумиться над нашими людьми гитлеровцы?
— Детишек-то хоть бы не трогали, — тихо произнес Чумаков. — Как же можно детишек-то?
Но и он сам, и его товарищи уже знали: фашисты способны на все.
Больше всех пострадала девятая рота — их буквально засыпало бомбами.
— Где ротный? — спрашивал санинструктор Устинов, переходя из одного разрушенного окопа в другой. — Ротного не видели?
Винник лежал за траверсом: сюда выбросило его из окопа. Он пошевелился. Вроде невредим. Но уши словно паклей заткнуты: и колет, и ничего не слышно. Значит, оглушили. Поблизости фельдшер Ануфриев бинтует заместителя Короткова. Что с ним, с заместителем-то?
А Коротков чувствовал себя так, будто свалился в яму и тонул в липкой грязи. Попытался было опереться на руку — та согнулась, как соломинка. Кровь залила грудь и спину — все мокрое, хоть выжимай.
Его, тяжело раненного, отправили в госпиталь. Контуженный Винник категорически отказался покинуть роту. Как же он ее оставит? Ни за что! Вот придет в себя немножко и быстро поправится. Он шагал впереди роты в сопровождении Устинова и Панасюка, которые поглядывали на него с тревогой. Духовные силы его были воистину неистощимы. Однако надломленный организм сдавал. И вскоре ротный споткнулся, осел бы на землю, если б не подхватили его с двух сторон под руки.