Группе солдат, возглавляемой Юрасовым, поручили пробиться к нашим.
На рассвете 24 октября была предпринята новая попытка. Необычная кавалькада двинулась в сторону Шаумяна, где противник никак не ожидал появления красноармейцев. Навьюченные ишаки и лошади зацокали копытами по хребту перевала. Впереди открытая, совершенно голая каменистая возвышенность — настоящее лобное место.
Немцы долго всматривалась в животных и погонщиков, как видно соображали: что же это такое? Потом засуетились у орудий. Открыли беспорядочный артогонь. Снаряды разрывались слева и справа, спереди и сзади. «Взяли в вилку, — подумал Юрасов, — третьим залпом накроют совсем».
— Бредихин! — крикнул он старшине хозвзвода. — Тащи своего Россинанда вон на ту террасу. — Может, пойдет там.
Вопреки сомнениям, лошади пошли по каменистым ступенькам. Ишаки заупрямились. Встали, как вкопанные, — и ни в какую. Проводники все хворостины измочалили об их спины. А те помахивают хвостами, с места не двигаются. Хоть пропади. И вдруг длинные уши сереньких упрямцев все враз встопорщились: уловили шум. Словно почуяв, где можно спастись, ишаки сами, добровольно повернули к каменной лестнице.
Миновали-таки «лобное место»! Караван спустился вниз, и противник потерял его из виду. Однако напоминал о себе, периодически посылал вслед мины и снаряды. «Посылки» эти прилетали так часто, что люди вконец измучились, бросаясь то в одну, то в другую сторону во время взрывов. Да надо же было еще тянуть за собой животных.
— Долбят наугад, — сказал старшина, поднимаясь и отряхиваясь после очередной «посылки».
— Видели сколько «катюш» в лощине под Шаумяном? — спросил кто-то. — Вот бы стукнули по фрицам!
И действительно через некоторое время загремели залпы грозных «катюш», подхваченные эхом в горах. Саперы-проводники повеселели, стали подгонять лошадей. Ишаки опять сами догадались, что нужно торопиться: дробно затюкали копытцами.
Под «Индюком» все время следили за группой Юрасова в бинокль. Видели фонтаны земли и щебня, поднятые над каменной горой вражескими снарядами. Удалось ли сохранить караван? Спаслись люди или нет? Визиров не мог ответить на такие вопросы утвердительно, поэтому послал вслед за караваном связного.
Между тем группа свернула на прогалину, прорезанную узкой тропой. Ветки уже не хлестали по глазам, как прежде, сучья не рвали одежду. Здесь никто не стрелял. Люди и животные зашагали спокойнее.
Из-за ближайшего пригорка потянуло дымком. И снова все насторожились. Что там? Главное, кто? Наши или немцы?
— Остановитесь, — приказал комиссар.
Он пошел разузнать, в чем дело.
Костер. Вокруг него саперы справляют каштановый пир. Добрались, значит, до своих!
Юрасов стоял и смотрел, а саперы ели пюре из каштанов.
— Ну как, ребята? — спросил Никоян, облизывая ложку.
— Совершенная картошка, товарищ политрук, — отозвался Борис Черников. — Сюда бы маслица.
— Лучше б сала! — оживился Сергей Иванчиков. — И пшенца чуток…
Комиссар свернул в девятую роту. Там тоже нажимали на каштаны. Вспоминали, как Петр Король за сук зацепился, брюки порвал. Бойцы пересмеивались.
— Не лазь на верхотуру!
— Так он же у нас лучший заготовитель!
— Нужная специальность!
Юрасов повернулся и только было направился к каравану, как наперерез ему ринулись Евтушенко и Бейлин, а с ними посыльный Визирова.
— Товарищ комиссар!
— Здравствуйте, товарищи!
— Неужели что-то случилось? — Голос Евтушенко дрогнул. — Продукты где?
— Идемте со мной.
Все трое — Бейлин, Евтушенко и посыльный — облегченно вздохнули.
Вот когда, наконец, саперы сытно поужинали. Попили чай с сахаром и улеглись. Задремали. Юрасов и Евтушенко настелили травы в двухметровом квадрате с углублением на штык. Устроились тут оба.
— Твое место, что ли, Данилыч? — спросил комиссар.
— Ну да.
— Не бережешь ты себя, смотрю я. Для других такие убежища строишь, а самому негде от пули спрятаться.
На самом деле полуземлянка-полупалатка командира батальона не могла надежно укрыть его. Это подтвердилось, когда рядом громыхнули мины. Стоило гитлеровцам дать залп из многоствольного миномета, как образовались четыре черных кратера. Мины кромсали траверсы окопов, рушили брустверы. Брезент над головами комбата и комиссара сорвался, и они увидели Никояна верхом на коне. Тот выскочил на пригорок, загарцевал там. А рота спустилась в овраг.