— Что это он? — опешил Юрасов.
— Отвлекает внимание, — высказал предположение Евтушенко.
Удалось обмануть противника. Огонь в том районе, где работала рота, прекратился. Никоян же свалился с коня. Евтушенко вскочил на ноги. «Неужели убит?» — мелькнула у него мысль. Нет, политрук поднялся. Но конь его встать не смог — осколок перебил ему ногу ниже коленного сустава. Животное ржало от боли и страха. Пришлось пристрелить его.
А на дне окопа распласталось безжизненное тело Виктора Мазепы. Он так и упал вместе с саперной лопатой, словно даже после смерти не хотел выпускать ее из рук.
Глава шестнадцатая
В полку подвели итоги трехмесячной боевой работы. Визиров отметил в приказе отличившихся, многих представил к наградам. В связи с этим Демин направил политработников в подразделения. Пусть побеседуют с красноармейцами.
Кушкис и Холодов, словно альпинисты, бродили по горам, разыскивали тот или иной взвод третьего батальона. Саперов Сергея Алдушина они обнаружили в укромном местечке близ дороги.
— Что же, товарищи, — сказал Кушкис, когда бойцы обступили его. — Врагу нанесен такой урон в людях и технике, что Туапсе ему теперь не видать. Тут и наша заслуга. Особенно таких мастеров своего дела, как Лихачев, Барлит, Олейник, Иванчиков, Свешников, Яценко, Злой, Филиппов, Кузнецов, Лысюта, Канивец, Березовский…
— Сергей, — тихонько позвал Алдушина Холодов. — Почему не слушаешь? Куда смотришь?
— Машина!
Теперь все заметили «эмку». Она приблизилась, остановилась. Из нее вышли какие-то люди. Один из них усатый. Удивительно знакомое лицо.
— Усищи-то как у Буденного! — высказался Сергей Иванчиков.
На него зашикали. Потому что другие уже поняли: это и есть Буденный. Командующий фронтом. Визиров и Демин, встретившие Буденного в расположении полка, сопровождали его.
Семен Михайлович поздоровался со всеми.
— Ну как вы здесь? — спросил он командира полка. — Слышал о вас!
Он прошелся по каменистой тропе. Достал цейсовский бинокль, посмотрел. Вдали заметил конников. Пошевелил мохнатыми бровями. Кивнул головой и улыбнулся.
— Засиделись мои казаченьки. Пора на раздолье, пускай разгуляются. Тесно им тут.
— Наши хлопцы дружили в Донбассе с триста восемьдесят третьей проваловской дивизией, — сказал Визиров. — А на Кавказе с конниками семнадцатого кавкорпуса. Еще под Шкуринской помогали лихим кавалеристам. На танковых направлениях мины ставили.
— Разлучать вас с ними не буду, — загадочно произнес Буденный.
Подошли Кушкис и Холодов. Представились.
— Значит, партийно-комсомольские вожаки?
— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза. — Кушкис вытянулся в струнку.
— А скажи, парторг, много в полку коммунистов?
— Человек по пятнадцать — двадцать в роте.
— Ого! Недаром кое-кто мечтал усилить за ваш счет другие инженерные части.
— Товарищ Маршал, неужто наш полк расформируют? — встревожился Холодов. — Неужели разлетятся наши орлята только потому, что стали орлами?
Мохнатые брови Буденного задвигались.
— Нет, комсорг. Не пошла на это Москва. Мне приказано позаботиться о вас. Только будет не полк…
— А что же?
— Комсомольская инженерно-саперная бригада.
Ноябрьский ветер бесцеремонен. Срывает позолоченные наряды с деревьев, оголяет их. Кружатся в воздухе обожженные первыми заморозками листья, сухо шуршат под ногами. В оврагах и буераках они скапливаются кучами.
И саперы надели шинели. Но когда работали, раздевались — становилось жарко.
На фронте ожидались перемены. Об этом говорило все: и переброска частей, и подготовка к разминированию… Правда, противник захватил горы Гунай, Гейман, взобрался на перевал, а с моря попытался высадить десант в Лазаревке, но получил отпор дивизии Черноморской группы войск.
Скоро инициатива окончательно перешла в руки черноморцев. К тому же приближалась зима, которая ничего хорошего не сулила оккупантам. Прелести русской зимы они уже испытали. Сейчас их донимали в горах холодные бризы, а низины были заминированы. Здесь врагам преграждали путь волчьи ямы, капканы, лесные завалы. Так что надолго запомнились им Гойтхский и Елисаветпольский перевалы, Островская щель, Волчьи Ворота. Горный цветок эдельвейс, в честь которого был назван план покорения Кавказа, расцвел не для них.