Гостей заинтересовала красноармейская художественная самодеятельность. А когда лихо сплясал Василий Васютин, они пришли в восторг.
— Ай, хорошо! — приговаривал Тарханов, и глаза его сверкали.
Расстались друзьями.
Через несколько дней Демин получил изящный пакет. Вскрыл его. На стол посыпались пригласительные билеты. Бойцы инженерно-саперной комсомольской бригады приглашались на комсомольскую конференцию в Тбилиси.
— Кого пошлем, Илья Архипович? — обратился он к Холодову. — Ты позаботься, пожалуйста. Нашим там выступить придется, пусть подготовятся.
Николай Пятницкий, Василий Васютин, Леопольд Кушкис, Илюша Холодов и Анатолий Шуклин поехали в столицу Грузии.
Жизнь города очень напоминала мирные дни без суеты и паники. Люди работали, учились, вечерами ходили в кино и театры. Как в доброе старое время, поднимались по фуникулеру на вершину горы, откуда видно далеко-далеко. Лишь строгости прибавилось: всюду патрулирование, милицейские и гражданские посты у магазинов, у ворот предприятий.
А Кура все также торопилась на свидание с Араксом. У моста патрульные проверили документы, быстро возвратили их, даже извинились. И воины-делегаты помчались на машине по широкой улице Шота Руставели, свернули в переулок, где размещалось политуправление. Оттуда направились в городской театр.
Ребят встретили с особой учтивостью. Пригласили в президиум, спросили, кто из них выступит перед участниками конференции. Записался для выступлений Анатолий Шуклин. Пока он обдумывал свою речь, остальные разглядывали со сцены тех, кто сидел в зале. Давно они уже не видели столько девушек сразу вместе! Хороши были смуглые грузинки с длинными косами. Белые батистовые кофточки, темные юбки, иссиня-черные сросшиеся брови плавно изогнуты. «Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной», — вспомнил Васютин.
Да, тогда Грузия действительно была печальной, ибо ей угрожали фашистские варвары. Но она верила, что Красная Армия прогонит оккупантов с ее древней земли.
Саперы первого батальона занимались на имитированной полосе заграждений. С миноискателями и секаторами они скрытно подползали к рубежам, перед которыми тянулись ряды колючей проволоки, действовали ножницами, как в боевой обстановке. Если кто-то вел себя неосторожно, в обороне раздавались выстрелы.
Вечерело. Сгустились тучи, стал накрапывать мелкий назойливый дождик. Потом как-то сразу повалили хлопья мокрого снега. Они залепляли глаза, лезли в уши, но занятия продолжались. Вот снова выстрелы в обороне. «Кто там такой неосторожный? — подумал Белоконь. — Обнаружил себя. Надо выяснить».
— Старший лейтенант Донцов! — позвал он. — Что там у вас?
— Уже все в порядке, товарищ майор. — Снег мешает. Погода-то переломилась…
— Лучшей погоды не будет, на то и зима. Объявляйте перекур.
Тесным кольцом окружили саперы комбата, мокрые, усталые. Посыпались вопросы:
— Скоро на передовую?
— Репетируем то, что пройдено на практике!
— Сколько можно…
— Ну-ка, Шаповалов, подойти ко мне, — сказал Белоконь. — Надоело тебе?
— Так точно, товарищ майор.
— А что говорил великий русский полководец Суворов?
— «Тяжело в ученье, легко в бою», товарищ майор.
— Вот именно. Перед штурмом крепости Суворов возводил в тылу подобные ей и учил солдат штурмовать их по всем правилам. Подаст сигнал петушиным голосом, прокукарекает и пошло… Понятно, Шаповалов?
— Так точно, товарищ майор! А скоро вы прокукарекаете?
Ну что ты будешь с ним делать? Смотрит невинно так, ресницами хлопает, а шейка тоненькая, ребячья. Комбат засмеялся.
— Скоро, скоро подам сигнал.
В конце декабря трубач протрубил тревогу. Бригада выстроилась в полном боевом снаряжении. Теперь-то уж настоящее дело дадут — никто не сомневался в этом. Но комбриг полковник Гурьев осмотрел батальоны и коротко сказал командирам:
— Занимайтесь подготовкой согласно последнему приказу.
Что такое? Опять, значит, подготовка? Когда же на фронт?.. А тут еще Донцов ошеломил:
— Отдыхать идем.
Шутит, что ли: какой отдых днем? Потом стало известно, что поступил приказ покончить с учебой, подготовиться к выступлению, а перед ним хорошенько отдохнуть.
На следующий день Белоконь, Блажко, Новиков и Криворучко вывели батальоны за село, взяли направление на север. На старом месте временно остался лишь старший лейтенант Чернега со своим шестьдесят восьмым батальоном да еще переправочный парк.