— Бывшего безбожника, — поправил Лука.
— Лучше бы он был мёртвым безбожником!
— Не тебе решать, — с издевательским спокойствием сказал здоровяк. И лениво покачав головой, всё же продолжил: — Нет, это не он. Я бы поставил на западников.
— Нужно найти подход к Ричу, — пробормотал американец, задумчиво потирая шею. — Как думаешь, насколько ему можно доверять?
— У нас есть приказы и инструкции. Такой концепт, как доверие, в них не фигурирует. Продолжаем, — это не было предложением или просьбой. Оставаясь наедине со своим подопечным, человек, взявший имя Лука, не считал нужным соблюдать даже видимость формальной иерархии. Несколько пускающих слюни кобольдов со связанными руками и ногами не в счёт. Навредить репутации Советника они при всём желании уже не могли.
— Может быть, перерыв? — лицо Первожреца болезненно сморщилось, хотя под тусклым золотом Маски Владыки заметить этого было нельзя. Слова так и повисли в воздухе, будто вовсе не достигнув ушей адресата. Лука оставался неумолим. Вздёрнув очередного ящера на ватные ноги, лысый здоровяк, словно куклу набитую соломой, поставил его на некотором отдалении перед Гаспаром.
— Не подходи, работай на расстоянии, — пресёк он попытку приблизиться. — Маска чувствует твою неуверенность, Гас.
— Не могу.
— Должен, значит можешь.
— Сам бы попробовал! — вспылил Генри. — Я уже начинаю всерьёз считать себя кобольдом. По-твоему, это нормально?
— У каждого своя роль.
— Говоришь, как старикашка Сунь.
— Продолжай, — тон практически не изменился, но Гаспар понял, что пререкаться больше нет смысла. Бессильная злость помогла настроиться на нужный лад. Он прикрыл глаза. Так было проще смотреть на мир «по-другому», сквозь призму дарованной артефактом силы. Ментальный щуп извивался, шаря в поисках подходящей цели. И наконец, незримое щупальце коснулось сознания мелко дрожащего кобольда.
Претерпевая изматывающую головную боль пополам с пугающими приступами диссоциации, Гаспар грубо вторгся в разум очередной ящерицы, подчиняя и перепрошивая аборигена для своих нужд. Он сделает это столько раз, сколько понадобится, чтобы добиться признания Маски. Или умрёт, пытаясь. Потому что иначе лучше бы и вовсе не возвращаться на Землю. Уж слишком многое стоит на кону.
Глава 16 «Война за мир»
Кураш стоял, привалившись к дереву, длинный чешуйчатый хвост подергивался из стороны в сторону, выражая не то медитативную расслабленность, не то плохо скрываемое нетерпение. В психологии теплокровных подземных ящериц я был откровенно не силён, а Кураш не торопился форсировать события, предпочитая рассуждать на отвлечённые темы. Я изучал своего визави. Он же в ответ стремился понять логику действий людей, бездумной агрессии своих соплеменников предпочитая более тонкое противостояние или даже сотрудничество.
— Этому парии любопытно…
— Ты всегда говоришь о себе в третьем лице? — прервал я занудные речи старого ящера. Его любопытство было понятно, но оставалось несколько однобоким. Делиться секретами своего вида и племени дверг не спешил.
— У парии только одно лицо. Не нужно три, чтобы говорить.
— Морда. У человека лицо, у кобольдов — морды.
— Это какая-то человеческая традиция?
— Отнюдь нет. Исключительно высокомерная заносчивость с нотками ксенофобии. Привыкай, если желаешь иметь с нами дело. Но раз уж ты передумал меня убивать, разрешаю говорить, как тебе удобно. Иначе мы никогда не доберёмся до сути.
— Молодые всё время куда-то спешат, — неодобрительно покачал головой черноглазый ксенос.
— Зато старики любят говорить о прошлом, в котором они были молоды и полны сил, — поддел я в ответ, стремясь не столько разозлить, сколько оценить гибкость мышления необычного дверга.
— Смешно, — прошипел тот, приоткрыв пасть и издав серию клокочущих горловых звуков. С некоторой натяжкой их действительно можно было принять за смех. Последовавшая за этим ремарка в тот момент показалась мне достаточно странной: — Этот старик склоняется перед силой молодости, явленной ему Гостем.
— Не припомню, чтобы являл тебе свою силу.
— Вспомнишь, — клацнул зубами Кураш. — Но ты прав, прошлое останется в прошлом, нам стоит поговорить о другом. О будущем, в котором Лаккона принадлежит кобольдам, а люди убрались туда, откуда пришли.
— У нас нет выбора, ящер, — произнёс я, покачав головой. И прошествовав к поваленному стволу грибодерева, оседлал трухлявую древесину, настроившись на серьёзный разговор. Раз уж драться мы сегодня не будем, следовало озаботиться минимальным удобством, а заодно показать собеседнику, что я его не боюсь.
— Продолжай, человек. Этот пария внимательно слушает.
— Как было сказано, выбора у нас нет, — повторил я. — Решает Система и боги, а игроки подчиняются, потому что хотят жить. Впрочем, верно и то, что геноцид вашего народа не является для нас самоцелью. Если люди и кобольды придут к соглашению, дальнейшего кровопролития можно будет легко избежать. Для начала скажи мне, Кас'Кураш, кто ваш вождь и можно ли вести с ним дела?
— Человек пусть зовёт парию просто Кураш, избегая упоминания имени его кладки. Другие «Кас» давно вручили души свои Раккатошу. Человек задал вопрос, но у парии нет на него ответа. Также как и племя уже много циклов живёт без вождя.
— Ещё скажи, вы тут коммунизм успешно построили, — хмыкнул я, чтобы выиграть время. — Ни за что не поверю, что кобольды топят за равноправие. Вождь, староста, полководец — уверен, ты понимаешь, о чём я толкую.
— У нас они зовутся Старейшинами, — согласился Кураш. — Круг Мудрых хранит заветы Ушедшего Бога. Они те, кто даёт наставления младшим, устанавливает очерёдность закладки яиц, научает каждого кобольда, как и ради чего ему жить и умирать.
— Ты говоришь от лица Круга?
— Я говорю от лица всех детей Раккатоша, готовых смотреть в будущее, а не оглядываться на прошлое, которое они знают лишь с чужих слов.
— Тогда слушай и не говори, что не слышал. Нам нужен Пилон…
— Ваши устремления не есть для меня загадка, — покачал головою дверг. — Пария желает знать, на что вы рассчитываете, пытаясь осквернить нашу святыню.
— Святыню? Вы поклоняетесь дохлому накопителю маны?.. Ладно, зайдём с другой стороны, — отступил я, увидев, а скорее почувствовав замешательство на лице собеседника. — Ты, верно, не до конца понимаешь расклады, ящер. Лаккона — это маленький винтик… Нет, так ещё хуже… Лаккона — это косточка в теле Системы, которая по неизвестной причине сломалась и никак не желает срастаться вновь. Поэтому мы здесь. Для того, чтобы вернуть этот мир в рабочее состояние. Не больше, но и не меньше. А там, чем чёрт не шутит, может, и Раккатош ваш вернётся. Имеются у меня основания полагать, что без него здесь дело не обошлось.
— Старейшины посчитали бы твои речи верхом кощунства, чужак. Гости одержали победу, но исход этой войны решится в пещерах Гнезда. Защищая свой единственный дом, кобольды будут сражаться неистово.
— Подумай, Кураш, — произнёс я на выдохе, растирая ладонями уставшие глаза. Недостаток сна имел отвратительное свойство накапливаться. — Подумай вот о чём. Сколько кобольдов остаётся в Гнезде? Сколько из них представляет хоть какую-то опасность для игроков? Мне ты можешь соврать, приукрасить, выдать желаемое за действительное, но самого себя не обманешь. Назови эту цифру в своей голове, а затем удвой её и следом, удвой ещё раз. И наконец, осознай, что это даже не близко с теми людскими ресурсами, которыми обладает Земля.
— Пленные говорили… разное, — голос дверга стал вкрадчивым и серьёзным, растеряв покровительственные нотки. — Но им не поверили. Больше ста тысяч, человек?
— Много больше, Кураш.
— Насколько больше?
— Нулей эдак на пять, — почти что не приукрасил я.
— Немыслимо! — возбуждённо прищёлкнул пастью мой собеседник. Хвост заметался, выдавая бушующие эмоции ящера. И тогда я забил последний гвоздь в крышку гроба самонадеянности аборигенов, происходящей от их же невежества:
— Мы будем приходить раз за разом, убивать и калечить, жечь и ломать. Мы принесём с собою оружие. Настоящее оружие, а не эти железки. Настолько мощное и смертоносное, что покажется тебе столь же немыслимым, как и наша численность. Рано или поздно мы вырежем всех кобольдов до единого.