Выбрать главу

Он захохотал, откинувшись на спинку дивана. Хохотал долго и чувствовал себя ужасно, просто по-дурацки счастливым.

Потом подскочил и помчался к ней, к этой невозможной, нахальной девчонке. К его маленькой синеглазой девочке.

* * *

Кольцов с замирающим от волнения сердцем позвонил в дверь. Сейчас он ее увидит. Шумно выдохнул, успокаивая дыхание. Только собирался позвонить еще раз, дверь открыл тесть.

— О, какие люди! Что же ты не позвонил, Миша?! Проходи, сейчас ужинать будем.

Он не звонил. Хотел приехать сюрпризом. Всю дорогу мысленно проговаривал, как будет поддразнивать ее, стебаться, как, в конце концов, заберет ее домой. Михаил вошел вслед за тестем. Из гостиной доносился веселый мужской голос, который что-то бубнил и женский заливистый смех. Кольцов застыл на пороге.

Что это? Черт побери, что это!? Это она с каким-то мужиком, смотрит ему в глаза и смеется?!

Наверное, это называется припадок берсерка. Мелькнули картинки перед глазами, вот он на лестничной клетке, держит за грудки этого мужика. За его локти цепляются с одной стороны жена, с другой теща, а тесть пытается отодрать его от несчастного, которого Кольцов хочет задушить голыми руками. Ужас в глазах жены, слезы… Успокойся, идиот несчастный! Боже милосердный…

Усилием воли Михаил подавил бешенство и пришел в себя. Когда вернулся слух, он понял, что тесть говорит ему:

— Миша, познакомься, это Женя, Анин школьный друг, зашел в гости, семь лет не виделись.

Тесть говорил еще что-то, он не слушал. Одноклассник. Михаил смотрел, как веселье быстро сменяется отчужденной мрачностью в лице его жены, и погружался в защитное ледяное спокойствие. Все потом. Холодно, но вежливо поздоровался, за стол присаживаться не стал. Объяснил расстроенной теще, что внезапно возникли вопросы, требующие Аниного непосредственного участия. Да, очень срочно. Нет, это не может подождать до утра. А сам смотрел в ее глаза, пока она не отвела взгляд.

Женька рассказывал, как сдавал сессию на первом курсе, а Аня весело смеялась. И в этот момент вдруг увидела в дверях гостиной мужа. Его глаза…

Что-то страшное заклубилось в его глазах, он странно дернул шеей, как тогда, но потом мрак сменился льдом, который обжигал ее еще хуже адского пламени. Он что-то говорил родителям, смотрел на Женьку так, будто собирался вынуть все его внутренности, расчленить на кусочки и потом хранить в морозильнике. Аня опустила голову. Потом поняла, что разговор подошел к концу, и подняла глаза на мужа, который как раз прощался:

— Извините, нам пора.

Отец огорченно сказал:

— Ну, если так…

Михаил перевел взгляд на Аню и сказал ледяным тоном, не терпящим возражений:

— Мы едем домой. Сейчас же.

Она встала, хотела пойти в свою комнату, но Михаил не мог больше ждать. Он просто задыхался здесь, еще немного и его прорвет.

— Потом. За вещами приедет Петрович.

Кивнул всем и вышел. Как только за ними закрылась дверь, схватил обомлевшую жену за руку, потащил ее вниз по лестнице. Не стал даже лифта дожидаться. Тошно было до ужаса. Ему хотелось как можно быстрее убраться отсюда, вернуться в свой дом и запереться там, и запереть ее к чертовой матери. Совсем спятил, готов на людей бросаться, готов убивать! Это она его довела! Довела! С другими можно смеяться, быть нормальной — а с ним нет! С ним нельзя! Ему душу надо рвать!

Аня молчала, напуганная ледяным бешенством, сверкавшим в его глазах. Он случайно взглянул на нее и застонал. Боже мой, теперь она меня боится… Идиот несчастный! Идиот!

Но вслух он ничего не сказал. Просто постарался взять себя в руки и успокоиться, глубоко дыша. Они уже сели в машину и ехали домой. Аня полностью приникла к окну и всю дорогу не поворачивала голову в его сторону.

Как только вошли в дом, она влетела в свою спальню и закрыла дверь.

Нет. Он хотел поговорить, черт побери! Им, наконец, надо поговорить!

— Выходи, нечего там прятаться, как мышь в норе. Надо поговорить.

Она молчала.

— Что, струсила, куколка? Конечно! Это вам не мужика снимать в ресторане! Поговорить с ним — это куда-а-а-а страшнее! Вдруг возьмешь, да и случайно правду скажешь!? Маленькая лживая…

Не выдержала. Да как он смеет! Теперь ее никакие двери и никакие доводы разума не удержат!

— Ну! Договаривай! В чем я тебе лгала?!

Он осекся. Не лгала ведь. Ни в чем. Он сам делал выводы, разве это ее вина, что он делал ложные выводы? Да!!! Ее!!! Ее вина! Во всем!

— Зачем ты подошла тогда ко мне? — он выдавливал слова сквозь зубы, борясь с диким желанием взорваться и начать бегать по потолку.

У нее из глаза брызнули злые слезы.

— На спор! Мы поспорили, мне не повезло! Короткая досталась!

— Надо же? А я все-таки думаю, что тебе моих бабок хотелось, — циничный голос стал вкрадчивым, — Иначе, зачем же было под меня ложиться?

Аня задохнулась. Да как он… Как он… Она отвернулась, чтобы не расплакаться навзрыд.

— Что, правда глаза колет? — он знал, то, что он говорит сейчас — ложь. Но ему хотелось, чтобы ей было больно.

— Ты же сам ворвался ко мне, сам набросился, как зверь…

— А ты не очень-то этому зверю сопротивлялась! Ты стонала и терлась об меня, как обезумевшая мартовская кошка! Помнишь…

Михаил дрожал, вспоминая это дикое, безумное наслаждение, видел, как она задыхается. Аня вдруг вся передернулась и закричала:

— Будь проклят тот день!

— Это была ночь!

— Будь проклята та отвратительная ночь! Хочу забыть ее, как страшный сон! Хочу вычеркнуть ее из памяти, как будто ее никогда не было!

— Не лги мне!!! Ты так не думаешь! — голос его был страшен, он схватил ее за плачи и стал трясти, желая, чтобы она вернула эти ужасные слова обратно, — Не лги мне! Не лги мне! Не лги…

Потом отбросил ее руки и отошел, дыша как загнанный. Она осталась, смаргивая слезы и дрожа.

Как больно было ему…

Как больно было ей…

* * *

Если бы при этой сцене мог присутствовать сторонний наблюдатель, он бы сперва, таща за уши, заставил их помириться и поцеловаться, а потом пинками погнал обоих в постель, где и хотели, и должны были бы оказаться эти двое. Если бы умели справиться со своей дурацкой гордостью.

Но, увы, рядом никого не было.

* * *

Аня как-то резко взяла себя в руки.

— Мне никогда не нужны были ничьи деньги, тем более, твои, — тон стал спокойным и официальным, — И я докажу это. Мы разведемся. Я, в конце концов, адвокат, и мой профиль семейное право. Составить документы таким образом, чтобы навсегда избавить меня от твоих проклятых денег, можно безукоризненно! Деньги… Да пусть их у тебя никогда не станет меньше!

Ее слова падали на него, как проклятия на голову грешника.

Внезапно ему стало страшно.

Но тут невероятная, противоестественная комбинация в доли секунды вспыхнула в мозгу, и его деловой нюх почуял лазейку. Он понял, что это ШАНС. Только надо все тонко разыграть, у него нет права на ошибку.

— На спор, говоришь, подошла… Угу, — сделал глубокомысленное лицо, — На спор… Вот только ты проиграла тот спор, как мне помнится, куколка…

Михаил уже знал, что она бесится, когда он ее так называет, а ему и надо, чтобы она взбесилась. Поэтому он напустил цинизма в голос и продолжил:

— Это ведь не ты сняла меня, а я снял тебя, детка, — он противно захихикал, с удовольствием отмечая, как искры бешенства разгораются в ее глазах, — Дааа… Где тебе, снять меня…

Он даже позволил себе смерить ее насмешливым взглядом, видя, что она закипает.

— Так что, куколка моя, предлагаю тебе вот что… Хотя нет…

Сделав вид, что раздумывает и, оглядывая ее циничным насмешливым взглядом, Миша выдал, наконец, свою спасительную идею:

— На спор, — он выдержал паузу, — Сможешь затащить меня в постель, получишь и развод, и мои бабки. Не сможешь… — развел руками, — Все останется, как было, с той лишь разницей, что ты у меня будешь по струнке ходить.