Артем обратился налево от себя, где расположился человек в камуфляжной одежде — то ли охотник, то ли рыбак, то ли дачник. При нем всегда рюкзак, а на багажной полке — что-то длинное в мешковатом брезентовом чехле: может, удочки, а может, и ружье. А может, и просто-напросто лопата. Артем знает этого человека: он однажды остановился у автобуса и стал спрашивать, каким маршрутом тот следует и проезжает ли, например, через село Шумейки? Узнав, что проезжает и оказывается там через три с небольшим часа (учитывая московские пробки), удивился и обрадовался: на любом виде транспорта туда дольше — электрички поблизости нет, нужно сходить на станции и дожидаться местного автобуса, частника нанимать из конца в конец — слишком дорого, а своей машины у него, быть может, нет. Впрочем, не факт: Артем как-то слышал его разговор по телефону, и рыбак-охотник говорил весьма солидно, строго, добавив в конце: «Скажи — Мельчук распорядился!» Нет, все-таки имеются, наверное, и личная машина, и служебная, но хочется иногда начальственному человеку прокатиться в автобусе, простонародно, побродить по лесам и озерам в окрестностях этих самых Шумеек, подумать о жизни. Вряд ли он охотится или рыбачит, потому что, приноровившись к расписанию, он не раз поджидал обратный автобус с тем же полупустым рюкзаком без признаков трофеев. Его охотно подсаживали: свой уже человек и платит вне билета, голой наличностью, как и сейчас заплатил, улыбнувшись Артему.
— Счастливой охоты! — пожелал ему Артем.
— И тебе того же! — пожелал Мельчук Артему с намеком — он знал о его пристрастиях.
За Мельчуком сидела бледная интеллигентная пара.
Мужчина смотрел на Артема довольно приветливо, спокойно, а женщина — со значением. Такие женщины вообще никогда просто не смотрят. Предупреждают, обещают, предостерегают, заранее осаживают, а главное — не позволяют отнестись к себе фамильярно. Но Артем и не собирался фамильярничать. Хотя все-таки слегка наказал бледную женщину — подошел без улыбки, сухо, деловито:
— За билеты, пожалуйста. Спасибо.
И рада бы бледная женщина придраться — да не к чему.
Поэтому она отвернулась к окну. Почти демонстративно.
Если люди так реагируют, когда им еще ничего не делаешь, что же с ними бывает, когда что-то им сделать? — размышлял Артем.
Девушка с прекрасным животом и со своим соломенным кавалером сидела почти в конце, это Артему нравилось. Не сразу подойти, а — приближаться, подкрадываться. Тешить себя надеждой.
А пока — очередной пассажир, тоже старый знакомец, мужчина лет сорока: он раз в два-три месяца ездит в Сарайск — наверное, на побывку. Мужчина очень скучный, серый, неинтересный. Если ему позвонят, отвечает: «Привет. Еду. Нормально».
И все, и у спрашивающего иссякают вопросы. А сам этот серый человек никогда никому не звонит — наверное, никто ему не интересен, ни у кого он не хочет спросить, как жизнь, как здоровье, как дела. Разве что подъезжая, вытащит свой допотопный лапоть-телефон и буркнет: «Это я. Скоро буду. Пока».
Серый человек скучно достал свои скучные деньги, скучно получил билет, потом широко зевнул, не прикрывая рта и показывая мелкие желтые зубы, и повернулся к окну, с равнодушием сонной кошки глядя на людей и дома. Да и то у кошки, наблюдал Артем, бывает — вспыхивают глаза, она во что-то внимательно и загадочно всматривается. Охотница от природы. Были у одной девушки такие вот кошачьи глаза — спокойные и жестокие. Большая оказалась любительница полупридушить и позабавляться, да не на того напала, сама оказалась полупридушенной и просила Артема пощадить. Не пощадил, но и не съел, ушел.
После этого Артем с почтением получил деньги от старухи деревенского вида. Он вообще уважал старух — самый безобидный, терпеливый и незлобивый народ, неприятностей от них никогда не бывает. Год назад одной такой же, как вот эта, — небольшой, скромной, тихой — стало в пути плохо, Артем принес ей из шоферской аптечки валидол, дал воды, предложил остановить автобус, чтобы старушка вышла и проветрилась, а она, часто и мелко дыша, отвечала: «Людям ехать надо». Потом ей стало совсем худо, Артем сказал: «Как хотите, бабушка, сейчас приедем в Павловск и отвезем вас в больницу», — но старушка уперлась: «До дома всего ничего, чего я буду в чужом городе делать? Мне только до дома дотерпеть! Я лучше посплю!» И закрыла глаза, и сидела так два часа до самого приезда, а как приехали, выяснилось: не дотерпела, все-таки умерла. Но при этом, поразился Артем, она, похоже, даже мертвая заботилась, как бы не упасть, не напугать и не побеспокоить людей.