Но проявить себя как строитель Ельцин в Москве не успел. Ему пришлось страдать и бороться. А нам вместе с ним защищать Белый дом, потом выдерживать осаду при штурме все того же Белого дома. Вечером 3 октября 1993-го на пути к редакции по опустевшей Пресне преградил дорогу отряд с автоматами не то защитников демократии, не то разогнанного Верховного Совета.
- Старый хрен, куда ты прешься? - от людей в бронежилетах услышал я в свой адрес приведенные выше слова, несколько мной отредактированные. Автоматчики занимали боевую позицию у стен издательского комплекса "МП", в то время как сотрудники, кто находился в здании, пребывали в подвале бомбоубежища. Пробоины от пуль в зеркальном потолке приемной главного редактора и в стенах наших больших окон остались, как рубцы от ран на теле солдата.
* * *
Не думал, что случайно встреченный в Останкино перед телепередачей "Ярмарка идей" спокойный с виду коренастый хозяйственник, ведавший в исполкоме подгнивавшими овощами и капусткой, круто повернет руль корабля под именем "Москва". Что именно он начнет возрождать то, что уничтожено по воле Сталина, исправлять просчеты Хрущева, исполнять то, что не сделал Брежнев.
Лужков не поспешил по их примеру превращать Москву в образцово-показательную столицу демократии. Он начал ее ремонтировать и восстанавливать. Во время ожесточенных бомбардировок в дни войны она не понесла столько потерь, сколько в годы сталинской реконструкции, хрущевского обновления, брежневской борьбы за образцовый комгород.
Впервые с 1917 года начал, по его словам, "работать на Москву" не профессиональный революционер, верный сын партии, политик, а "хозяйственник" и, что особенно важно, коренной москвич, родом с Дербеней. И шеф строительного комплекса Владимир Ресин, сохранивший его от развала, детство провел в районе ВДНХ. Они не путают Сокол с Сокольниками, зал имени Чайковского с залом консерватории с тем же именем. Знают и любят старую Москву. Теперь они, а не люди на Старой площади и в Кремле занимаются городом, который на удивление всему миру начал преображаться со скоростью, испытанной в истории дважды - после пожара 1812 года, когда первопрестольную восстанавливали на пепелище, и в предвоенные годы, когда большевики, круша церкви, сооружали метро, мосты, какая Москва - Волга, Дворец Советов и улицу Горького, попутно взрывая Храм Христа, Тверскую, Охотный ряд...
Москва при Сталине украсилась метро, набережными, башнями высотных зданий, при Хрущеве заимела МКАД, Лужники, Дворец съездов, Черемушки, Новый Арбат, при Брежневе достроила Останкинскую башню, возвела крытый Олимпийский стадион, другие олимпийские арены, дворцы спорта. Горбачев не создал ничего, кроме дачи в Форосе.
Нет такой уникальной стройки, которую бы я обошел стороной. Но сегодня не хватает времени, чтобы успеть повидать все БОЛЬШИЕ ПРОЕКТЫ, реализуемые волею Лужкова и его команды. Это не только крупные строения, где трудится по нескольку тысяч человек одновременно. Это символы возрождения России, единства народа, борьбы с прошлым. Работа идет по графикам, в три смены, как на оборонных заводах в дни войны. Все виденное позволяет утверждать: началось долгожданное воссоздание Москвы, происходит строительный бум, испытанный в XX веке передовыми странами, государствами Европы и молодыми "тиграми Азии". Еще раз позволю повторить слова: "На всех углах Москва в лесах".
Наконец у отцов города руки дошли до руин, древних палат и ампирных особняков, доходных домов, не ремонтировавшихся с первой мировой войны, до "хрущоб", пущенных под снос, до тюрем, наконец, где мучаются арестанты.
Старый Гостиный двор.
Новые Лужники.
Ансамбль Манежной площади.
Большой и Опера Колобова.
Храм Христа Спасителя.
Гостиницы на Тверской, в Столешниках.
Памятник Петру Великому.
Московский зоопарк.
Башни на набережных.
Митино, Жулебино, Бутово...
МКАД, Третье кольцо.
По этим и другим адресам почти каждую субботу мчатся мэр, члены правительства, журналисты и я, добровольно лишив себя выходного, чтобы видеть своими глазами небывалое.
* * *
Все началось на Поклонной горе, куда спешат теперь молодожены, белеет Храм, вознесся обелиск, скачут кони, трубят золотые трубы и Георгий Победоносец поражает фашистского зверя, которого наши солдаты добили в берлинском логове.
Поклонную я увидел, когда на ней заложил камень мемориала. Спустя двадцать лет черная глыба покоилась на месте. Накануне Московской Олимпиады снова бродил по холмам и оврагам, пытаясь установить, откуда кланялись Москве в давние времена, где Кутузов смотрел на нее перед сдачей города Наполеону. Тогда убедился, что срыли поклонное место, спланировали холм в несколько этапов задолго до того, как Анатолий Полянский взялся завершить то, что не сумели до него Вучетич и Томский.
Поэтому поразился, когда прочитал в газетах о мнимом злодействе проектировщиков памятника Победы, поднявших якобы руку на святыню.
- Восстановим Поклонную гору! - потребовали патриоты из общества "Память", выйдя с этим лозунгом на первую в истории советской Москвы политическую демонстрацию под стены Кремля, откуда с ведома Бориса Николаевича проследовали по Тверской к Моссовету для собеседования с первым секретарем горкома, пообещавшим разобраться. Разобрался...
Замерли башенные краны над всесоюзной стройкой. Все громче призывали снести до основания стены возведенного громадного музея. Тогда и написал, где на самом деле была Поклонная гора. Для восстановления ее пришлось бы снести Триумфальную арку, засыпать Кутузовский проспект.
А наутро ощутил, какой силой обладает общественное мнение. Незнакомые люди ночью звонками поднимали с постели, угрожая расправой. Герой-генерал допытывался по телефону, с чьей подачи написаны "Быль и мифы Поклонной горы"... Трижды пришлось бить в одну цель, опровергая эмоциональные публикации, появлявшиеся и слева, и справа. Чувствовал себя как тот солдат, что вышел в поле один. Настоящая журналистика, как понимаю, это сольное пение. И понял, столкнувшись в который раз лбом со стеной, что общее мнение - не синоним истины. Сфокусированное на отдельных явлениях и лицах, оно зачастую является феноменом всеобщего заблуждения, что, например, наблюдаем мы сейчас при оценке ярчайшего дарования, монументов Зураба Церетели, делающего Москву краше и радостнее.
* * *
Сегодня можно спать спокойно и не переживать утром, что ночью где-то в Замоскворечье бульдозеры подкосили дом Островского... Другие проблемы волнуют, другие герои нуждаются в помощи газеты, остающейся и при демократии орудием в борьбе за истину.
Снова приходится отбиваться слева и справа, где с одного фланга заклинают: "Москва - Рим эпохи упадка", а с другого - тратятся на книгу "Москва - империя зла" с портретом мэра, как будто бы не его правительство поднимает город с колен, мало что получая из тощей казны России. У нее нет средства, чтоб помочь национальной библиотеке, Историческому музею, Академии живописи, ваяния и зодчества, достроить начатый национальный детский парк...
Не проходит дня, чтобы в который раз стройку на Манежной не окрестили "ямой", не метнули стрелу в Храм Христа, не прошлись по адресу памятника Петру Первому, который чуть ли не загораживает Кремль, хотя его давным-давно заслонил "дом на набережной".
Процитирую несколько недавних высказываний, оценок, пророчеств:
"Призрачный платоновский "Котлован" зияет посреди Москвы".
"Роются в Москве ямы и возводятся башни".
"Все объекты - пример небывалого волюнтаризма властей".
"Стройка у стен Кремля не сулит никакой удачи".
"Поставив на зодчество, московский мэр рискует проиграть".
Так пишут образованные люди, считающие себя либералами и демократами в дни, когда девять человек из десяти проголосовали на выборах за мэра.
Как там говорят на Востоке: собаки лают, а караван идет. Нет, не идет - плывет, летит над волнами, под голубыми небесами моя Москва под парусами.