- Воф. Воф! – не вынимая из-за рта конфету, промямливаю я, - тойко пы меня понимаефь! (Вот. Вот! Только ты меня понимаешь!)
Мишка снова кивает головой и обнимает меня. Пусть Крону станет стыдно! В кой-то веки почувствует себя так же паршиво, как я из-за него! Зараза этакая… Если б могла, давно прибила бы.
- Ланда, давай, да вскрехи! (Ладно, давай, до встречи!) – прощаюсь я с Фантиком и, отойдя от него метров на сто, в надежде, что он меня отсюда не увидит, ловко залезаю на крышу и бегу в сторону дома. Или от злости, или от тяжести корзины или от порядком пугающей тишины в голове, я совершенно не замечаю, что кто-то целых две минуты наблюдает за моим передвижением по крышам, а самое страшное: не понятно, с какой целью….
Глава 10
…Крон всю дорогу молчит, я же, изображая максимальную степень обиды, так же не вступаю с ним какой-либо диалог, стараясь не заполнять свою голову дурными мыслями. И вот, последняя крыша живого города остаётся позади, и моя нога касается мёртвой земли. Тишина. Переулок словно существовал отдельно от всего остального шумного мира. Он был единственным в своём роде, будучи даже не похожим на другие барьерные дыры, его атмосфера напоминала собой огромное пустынное кладбище с небольшим количеством смотрителей, охраняющих его обширные территории. Если так подумать, то я ни разу не ходила вглубь Переулка дальше, чем на пятьсот метров от дома, дальше этих рамок существ не закидывало, и мне совершенно не понятно, почему. Что же кроется в глубине вечного густого тумана? Что представляет из себя сердце Переулка? Это заманчиво и пугающе одновременно, поэтому даже старик не знал, что находится за этой невидимой гранью, или, может, кто-то? Мне всегда казалось, что Переулок – это не просто вымерший район, это что-то большее, странное и непонятное. За все десять лет проживания здесь я часто замечала, что небо, да и сам воздух иногда меняются, словно у Переулка меняется настроение. То оно хмурое, и воздух напряжён, то облака слегка рассеивались, и становилось гораздо легче дышать. Всё это настолько странно, что я никак не могу найти всему этому какое-то логичное объяснение, хотя странно говорить о чём-то логичном, когда живёшь в мире, наполненном магией, хоть и скрытной.
Вот я снова прохожу знакомые дома и вновь не могу оторвать от них испуганно-любопытного взгляда. У заброшенных городов есть какая-то особая романтика: эти битые окна серых панельных пятиэтажек и виднеющаяся в них останки когда-то жилой уютной квартиры, сломанные, в спешке оставленные игрушки на ржавой детской площадке с потрескавшийся краской, монотонно скрипучие фонарные столбы в давно нерабочем состоянии, битый асфальт, сломанные, полусгнившие автомобили, брошенные вдоль когда-то целых тротуаров. Всю эту необыкновенность словами не описать, да и фото вряд ли сможет запечатлеть хотя бы половину всей манящей холодной могильной красоты.
Мне остаётся пройти всего несколько метров до дома. И вот через траурную вуаль тумана двумя тёплыми сверкающими глазами виднеются окна кухни, а сквозь сырой воздух настойчиво прорываются ароматы чего-то аппетитного, видимо за плитой стоит Марина, несмотря на её противный характер, готовила она превосходно. Поэтому я неосознанно ускоряю шаг и в предвкушении чудесного ужина врываюсь в дом, тихо закрывая за собой дверь, разуваюсь, оставляя корзину с пакетами в коридоре, и на цыпочках крадусь на кухню, из-за всех сил старясь остаться незамеченной. Мною преодолена большая часть расстояния, ещё несколько метров и моя рука ликующе замирает над тарелкой с тефтельками, предпринимая попытку покушения с летальным для тефтельки исходом. Остаётся всего пару сантиметров до цели и…
- А руки ты помыла? - враг, стоящий ко мне спиной, почувствовал моё присутствие и, не отрываясь от кастрюли с истошно бурлящим в ней макаронами, пытается прибегнуть к самому страшному шантажу в моей жизни.
- Да, - закатываю я глаза, грустно смотря в сторону дымящихся тефтелек.
- Я не слышала, чтобы кран в ванной открывался, - настойчиво докапывается Марина.
- Да у тебя на кухне так шумно, что можно даже не услышать, как тарелку с тефтелями уносят в другую комнату.
- Не говори ерунды, это невозможно не услышать. Так ты пойдёшь мыть руки или нет? – поворачивает голову к столу Марина, но меня там уже нет, впрочем, как и тарелки с тефтелями.
- Кеша! – свирепо кричит девушка, да так громко, что у меня изо рта вываливается тефтелька, в страхе падая на пол, и, издав предсмертный «чпоньк», рассыпается на сотню мелких фаршикок.
- Не-е-е-ет, моя тефтелечка, - обречённо падаю я на колени рядом с мёртвым телом, - не этой смерти ты достойна.