Я говорю:
«Приятно измываться над тем, кто меньше, да?»
А он:
«Если жалеешь его, дай свой бинокль».
«Издеваешься, да? У меня же нет!»
И тогда он вдруг:
«А хочешь этот получить?»
Я говорю:
«За какие денежки?»
«А давай поспорим на что-нибудь. Если выспоришь — будет твой…»
Я сперва не поняла, к чему это. А он вдруг:
«Спорим, что не сможешь состричь машинкой свои кудри! А если сострижешь, бинокль — твоя добыча…»
— Вот сволочь! — искренне сказал Мак.
— Ну нет… Наверно, его просто что-то царапало внутри… такое… Он ведь не думал, что я это по правде сделаю…
— А ты сделала?!
Я говорю:
«Давай. Только с ремешком и футляром»…
— Ненормальная, — убежденно сказал Мак. — Не потому, что особый организм, а сумасшедшая…
— Две мастерицы в поселковой парикмахерской так же сказали. А я им объяснила, что это для кино. Мол, поблизости снимают фильм, и в нем нужна стриженая девочка. Ну, они сразу меня зауважали…
— А на самом-то деле зачем ты это? Из-за бинокля?
— Ну… главным образом из-за Даньки. Жалко его было… А еще назло Танкограду. Ну… и еще…
— Что? — осторожно спросил Мак.
— Понимаешь, хотелось хоть одно лето побыть настоящим мальчишкой. Чтобы вместе со всеми футбол гонять, по оврагам лазить, в разбойников играть…
— С волосами разве нельзя?
— Можно, только… ну всё будто понарошку. Мама с бабушкой ахали: «Ты же девочка!» Мама крик поднимала, если видела меня в шортах… А тут уж никуда не денешься…
— И что сказала мама? — хмыкнул Мак.
— Упала в обморок. Сделала вид… Полежала две минуты и уехала в город, а оттуда в командировку, в Омск. Она работает экспедитором в фирме «Стеклянный мамонт»…
— А бинокль-то этот… Танкоград… тебе отдал?
— А куда бы он делся? Он же при всех пообещал. Мальчишки его сгнобили бы…
Мак подумал, что еще сказать, и спросил:
— Как нога-то? Не болит больше?
— Ни капельки… А вода уже и не горячая, а просто теплая. Будто мы на мостике у прогретой лужи. И будто лето вокруг…
— Значит, у тебя осталась память о том лете, да? Бинокль…
— А вот и нет! Я его сразу Даньчику отдала. Мне-то зачем? У меня дома есть сорокакратная труба, папин подарок… А про лето у меня и без того осталась память. Меня стали звать не Машей, а Мишей, Мишкой. И всё мне стало можно… как стриженому Мишке. Из рогатки стрелять, по березам лазать и даже драться…
— Ты умеешь драться? — огорчился Мак. Почему-то не хотелось ему, чтобы она была… чересчур уж Мишка. Ведь с виду-то совсем не такая.
— А это и не надо уметь, — деловито объяснила Маша. — В драке главное — не бояться. Сцепи зубы, размахивай посильнее кулаками — противник и не выдержит… Танкоград в этом скоро убедился.
У Матвея шевельнулась мальчишечья солидарность.
— Маш, он ведь все-таки спас тебя…
— Ну… да. Поэтому я и лупила его не сильно, а слегка…
«Небось не очень-то он и сопротивлялся…» — подумал Мак. И спросил:
— А Данька? Наверно, был рад без ума от бинокля?
— Рад… Но главное не в бинокле. Он сделался как мой спутник. Не как ординарец какой-нибудь, а просто… мы всегда стали вместе. Он один раз сказал: «Если с тобой что-то случится, я тебя спасу не хуже, чем Танкоград…» А когда я уезжала, даже расплакался…
— И ты. Да? — в упор сказал Мак.
— Ну и что? Был конец лета, волосы отросли немного, я опять стала почти как девочка… Мак, давай выбираться на сушу, пора…
Скоро будет весна
Мак выбрался первым, кинул на пол махровое полотенце для ног, принес из прихожей меховые туфли-шубенки.
— Надевай…
Маша почему-то снова сказала «ой», но послушалась. Потопталась.
— Пушистые какие…
Она тоже сходила в прихожую, стеснительно оглянулась, пощупала на батарее колготки.
— Еще не совсем высохли…
— Ну и подожди, не влезай в них: торопиться некуда. Я же обещал загрузить тебя домашней работой.
Она обрадовалась:
— Какой? Давай! Только знаешь что? Поставь мой мобильник на подзарядку! А то папа начнет звонить, разволнуется…
Мак поставил (подзарядники-то одинаковые). Потом повел Машу в большую комнату, которая называлась «столовая» (хотя обедали, как правило, в просторной кухне). Слева от окна стояла на журнальном столике елка. Большущая, под потолок. Искусственная, но очень похожая на лесную, даже с шишками. Казалось, что от нее тянет хвойным запахом. Тихо закачались, заискрились игрушки.