Решили, что Йоле не сумела добиться, и снарядили новую делегацию в составе Нунции и учителя.
— Какие же вы мне дадите гарантии? — спросил часовщик. — Вот вы, маэстро, вы не обижайтесь, но ведь пенсия у вас, извините, нищенская, вы сами-то еле-еле концы с концами сводите. Ну, а что до вас, Нунция, то ведь известно, что у вас ни гроша за душой. Вот если ваш зять поручится, тогда другое дело, тогда деньги для Арнальдо, пожалуй, нашлись бы.
Нунция ответила, что попробует, и отправилась к Густо.
Тот выслушал ее и сказал, что если бы для нее, для Нунции, то, конечно, деньги бы он дал, и без всяких процентов. Но для этого фанфарона, для этого парикмахера и для его Блондинки, которая невесть откуда взялась! Право же, Нунция совсем голову потеряла, коль связалась с таким народом!
Ответить мяснику Нунция не сумела. Она могла только сокрушаться, когда вспоминала, что несчастная, которой я жить-то осталось дня два, не больше, должна будет помереть в голой комнате.
Йетта и Рыжая на свой страх решили использовать еще один путь и явились к синьоре Бертранди.
Визит их затянулся надолго, потому что синьора хотела знать о Блондинке все до мельчайших подробностей. Под конец она сказала:
— На все воля божья, да… Он посылает нам и бедность и болезни во искупление грехов наших, дабы спасти души наши там, на том сеете…
— Понятно, — ответила Йетта. — Простите за беспокойство.
Она бегом спустилась с лестницы и, выскочив на улицу, вне себя от злости повернулась к обескураженной Рыжей.
— Поняла? — проговорила она. — Вот как с нами разговаривают!
Вернувшись домой, они постарались, чтобы никто не догадался об их провалившейся миссии.
Между тем Нунция и учитель после долгих споров пришли к определенному решению. Они снова отправились к Густо, и Нунция без обиняков заявила:
— Когда я выдавала дочь замуж, я взяла у маэстро в долг, а сейчас ему нужно отдать. Можете вы одолжить мне денег, чтобы я ему отдала? Долг-то останется, но только между мной и вами.
Густо принялся с живостью защищаться. Бумага? Да, он ее читал. Но ведь Нунция могла бы отдавать эти деньги постепенно. Отдавать все сразу нужно только, если маэстро вдруг умрет. Но, благодарение богу, учитель-то вот он, жив, здоров, чего же сейчас говорить о похоронах? А вот о том, чтобы выпить по стаканчику, вот об этом поговорить самое время.
С этими словами Густо проворно достал бутылку марсалы[8] и, взболтнув ее, подмигнул.
— Вы меня, Нунция, в это дело не впутывайте, — сказал он. — Вы совсем рехнулись. Выбрасывать деньги на такую публику! На этих безголовых овец…
Пить Нунция не стала, поднялась и, не прощаясь, пошла к двери. Но на пороге вдруг обернулась.
— Долг учителю наследственный, — объявила она. — И я его весь на вас оставляю. Похороны первого класса, на паре лошадей. Гроб обитый и бронзовый крест.
Она начала поспешно спускаться с лестницы, но на каждой площадке останавливалась, чтобы перевести дух, и добавляла:
— И мраморная плита, белая.
— Могила во втором ряду.
Дойдя до последней ступеньки, она подняла голову и выпустила последний заряд:
— И венок железный, эмалированный.
— Но об этом же ничего не говорилось… — смущенно прошептал учитель.
— Помалкивайте! — отрезала прачка и, взяв его под руку, потащила в переулок.
Весь дом был в тревоге за векселя Арнальдо. Пожалуй, меньше остальных волновался сам парикмахер. Денег все равно не было, но когда он видел, что его судьба волнует всех жильцов, ему становилось гораздо легче.
Однако теперь ничего не оставалось, как снова отправиться к Темистокле, на этот раз всем вместе.
— Если дело только за подписью, то я, пожалуйста, подпишусь, — твердо заявил каждый квартирант.
Темистокле знал, что от того, сколько будет подписей, одна или сто, дело не изменится, потому что так или иначе никто не мог представить надежных гарантий. Но, опасаясь, что отказ окончательно лишит его авторитета и он, чего доброго, растеряет всю свою клиентуру, часовщик, наконец, сдался. Бумагу подписали шестеро. Йетта, поставив свою подпись и передавая перо Зораиде, усмехнулась:
— Ну, давай ставь теперь ты свое имя. Все равно, кроме стула, у тебя нечего забирать.
Это заявление грозило пустить, насмарку все, чего они добились до сих пор. К счастью, Нунция вовремя вмешалась и авторитетно сказала:
— Зато за мной — Густо и дочь.
— А почему же вы тогда, у них не заняли? — живо спросил часовщик.
— Потому что они начали торговаться из-за процентов, а нам это не понравилось.