— Да, дитя мое, подожди сегодня с дровами. Сегодня пятница, тяжелый день. Давай изжарим поминальных лепешек да попросим прочитать молитву из Корана в честь духов умерших. Достань-ка из сундука большой бурдюк масла и отнеси его в малую юрту[36]. А ты, Текебай, дорогой, наколи пам дров.
Скоро в малой юрте запылал очаг, наполняя ее запахом арчовых сучьев. В казане зашипело масло. Прошло еще немного времени, и баловень байбиче, у которого были такие красные щеки, что казалось, из них вот-вот брызнет кровь, выскочил из юрты с кокёр-токоч[37] и принялся дразнить соседских мальчишек:
— Эй, эй, ребята, смотрите-ка, мне байбиче дала кокёр-токоч! Небось завидки берут, а? Так вам и надо!.. Так и надо!
Из юрты послышался сладкий голос Букен, изо всех сил старавшейся казаться спокойной и доброй:
— Ах, глупыш ты мой! Нехорошо так! Разве можно дразнить мальчишек своего аила? Позови их сюда! Я всем им испеку по кокёр-токоч.
Удивленная щедростью Букен, которая обычно глоток мясного отвара жалела для соседа, Зуракан подумала: «Верно, опять что-то приснилось?» Но продолжала трудиться не покладая рук.
С завистью наблюдая, с какой быстротой Зуракан резала лапшу, байбиче, невольно пришлепывая губами от удивления, качала головой:
— Смотри-ка… глазом не уловишь, до чего ловко режет лапшу. Что ни говорите, а родиться близ города что-нибудь да значит.
Как бы там ни было, а Зуракан действительно справлялась в тот день со всей стряпней одна: ловко орудуя скалкой, раскатывала тесто, успевала заглянуть и в казан, не кипит ли масло, и помешивать боорсоки.
«Вот паршивка непутевая! Не лезь ей в голову всякая ерунда, она справилась бы с хозяйством в десяти юртах, — невольно восхищалась байбиче силой Зуракан и внушала себе: — Недаром ведь поговорка гласит: «Похвали дурня — он и с обрыва кувырнется». Буду-ка потихоньку пользоваться силой этой дурехи, не давая ей повода злиться».
На этот раз байбиче не стала расписывать, что за вещие сны она видит, запугивать своим умением заклинать. А нажарив кучу боорсоков и полные чаши кокёр-токоч, принялась угощать аильчан. Попросила прочитать молитвы из Корана в честь усопших. Затем помянула имена всех пророков и святых, всех известных ей батыров и воздела руки, как бы взывая к небесам:
— О боже всемогущий, сотворивший всех нас! Убереги весь наш род и все племя наше от напастей и бед, от недугов и болезней! Убереги, боже, их скот от моров и падежей!
Многие из аильчан поговаривали:
— Красиво стареет почтенная байбиче нашего бая, подобрела… Что может быть лучше такой благообразной старости, как у нее. С аильчанами, с детьми да с бабами ссориться перестала…
— Правду говоришь, земляк. Справедливые законы новой власти даже баю и байбиче раскрыли глаза…
Когда аильчане разошлись, она оставила в юрте Текебая. Батрак, который боялся взглянуть ей прямо в лицо, никогда не перечил ни словом и почитал чуть ли не за святую, на подоле которой не грешно и намаз совершить, опустился перед байбиче на колени, робко съежившись и с благоговением шепча про себя: «Я готов ради тебя головой землю рыть, стоит тебе только приказать, чудотворная мать!»
Букен заговорила медоточивым голосом:
— О, племянник мой милый, да паду я жертвой за тебя! Не надо стоять передо мной на коленях, словно ты провинился в чем. Не стесняйся. Ведь ты мне все равно что родной сын. Мать может и умереть, лишь бы не умерли те, кто знал ее, говорит пословица… Боже! Да меня бы покарал дух незабвенной нашей эже — твоей матери, если бы я была черства с тобой. — Она похлопала рукой по краю кёлдёлёна, на котором сидела сама. — Иди сюда, садись поближе ко мне. Мне надо с тобой поговорить по душам, как матери с сыном. Ты свой человек у нас. С твоей женой я не могу разговаривать так открыто. И не вздумай передать ей то, что услышишь от меня, упаси боже. Слово, сказанное женщине, все равно что конь без пут. Если уж так накипит и не будешь знать, с кем поделиться, лучше поделись с черной скалой в ущелье, чем с женщиной. Все немного отляжет от сердца. Зато уж черная скала ни одной живой душе не выдаст твоей тайны. О создатель! Не отрицаю, я тоже женщина, я тоже ношу белый платок. Не к лицу мне наговаривать на женщин. Но мужчины, бедняги, простодушны, доверчивы, а мы ведь, женщины, очень хитры, находчивы. Мужчины куда выдержанней, спокойней нас, а мы часто бываем жадны, нетерпеливы, ненасытны в своих желаниях, а жадность рождает изворотливость.