Медведев говорил сквозь зубы, не глядя на собеседника.
— Передал. — подтвердил «Грач».
— А теперь думай, как будешь поступать дальше. Лично я решил влезть во всё это, как ты выразился, дерьмо. Ты можешь отказаться.
— Гера, — «Грач» присел на холодную скамью, — Здесь всё не так, как ты себе представляешь. Или придумываешь. Что, собственно, одно и тоже. Идёт стандартная ситуация: борьба за кормушку. Чьё рыло сумеет первым туда сунуться. И всё. Самое интересное заключается в том, что все здесь прекрасно это понимают. Ты думаешь, такая масса людей поднялась за Козаченко? Даже при том, что он сумел прекрасно организовать весь этот спектакль? Нет. Сегодня самая популярная в Киеве поговорка: из двух зол выбирают меньшее. И ты хочешь во всё это вмешаться? Гера, пойми, нас здесь не ждут. Мы самые нежеланные гости на данном пиршестве. Ещё не хватало, чтобы мы «засветились». Представляю, какой хай поднимется вокруг нас.
— Смотрю, ты стал осторожным.
— Нет, скорее объективным. Проанализируй наши действия за последнее десятилетие. Полная бездарность и безграмотность. Начиная с верхов, заканчивая низами. Мы потеряли всё, что у нас было. И не только в материальном плане. Точнее, в духовном потеряли больше, чем в физическом. Интересно, что соврут историки о нынешнем периоде? Какую залипуху будут придумывать, чтобы оправдать, почему мы порвали нормальные отношения с Грузией, Молдавией, Белоруссией? А с Киевом, матерью городов русских? Ты знаешь, — «Грач» говорил медленно, и несколько устало, — я не могу читать Пикуля. Как только открываю «Баязет», мне становится стыдно перед теми поколениями, которые стремились своим будущим потомкам улучшить жизнь. А наше поколение, без каких-либо войн, без каких-либо конфликтов, только ради денег, ради наживы, за каких-то двадцать лет, начиная с «перестройки», бездарно просрало всё, созданное за тысячелетия! Мне вообще кажется, Пикуля, и подобных ему, в ближайшем будущем вообще перестанут издавать. На кой хрен забивать молодняку мозги памятью предков? Всё теперь делают деньги. Большие, маленькие, без разницы. А деньги порождают одно: недоверие. И только. Вон, — «Грач» кивнул в сторону дома, за которым стоял незнакомец, которого он заметил. — недоверие. Получается, наш Вилен Иванович тоже скурвился. Интересно, кто и сколько ему пообещал?
— Тебя это так сильно интересует? — Медведев отбросил, пустую пачку сигарет в сторону мусорной корзины.
— Нет. Просто хочется чего-то чистого и светлого. Как в детстве.
— Вот я тебе и предлагаю, сыграть в трёх мушкетёров.
— Не смешно.
— А я не смеюсь. Мне плевать на Козаченко и на Яценко. И на весь сброд, который им припевает. Мне плевать на Лугового, который «первому» разве что носки во рту не стирает, а за спиной у него проворачивает тёмные делишки. Но мне не плевать на Стаса Синчука, который сейчас подставляет свою голову, и, вполне возможно, её лишится, если я не вмешаюсь. Даже ради него одного я пойду на это. К тому же, слишком много меня связывает с Киевом. И если кому-то безразлично, что сейчас здесь происходит, то мне нет.
— Без поддержки Центра? — усмехнулся «Грач».
— А что, в первый раз? Или забыл, как нам приходилось самим себя за шиворот вытягивать?
«Грач» некоторое время молчал. Потом произнёс:
— Кто третий?
— Старик.
«Грач» вскинул голову.
— Зачем ты его привёз?
— А что я мог сделать? — вспылил в свою очередь Герман Иванович. — Врать, когда он знает, что ты здесь?
— Ты не должен был его привозить. — упрямо проговорил «Грач».
— Старая гвардия решила дать последний бой. — отмахнулся полковник.
— Ты понимаешь, что этот бой для него действительно может стать последним?
— Понимаю! — отрезал Медведев. — Но понимаю и другое. Он прекрасно отдаёт отчёт в том, в каком мы положении. И не в его традиции бросать своих. К тому же, у Старика, сам знаешь: мозги работают почище нашего. И связи сохранились дай Бог всей нашей конторе. А потому, обузой не будет, как, собственно, никогда и не был. Фотографию получил?
— Да.
— Видел нашего любителя острых ощущений?
— Нет. — «Грач» закурил, пытаясь совладать с чувствами. — Либо его не было при мне на Майдане, либо очень хорошо маскируется.
— Скорее всего, второе. Как сказал Щетинин, и как я читал в его досье, этот парень — крупный спец. Я на него покапал материал. Самостоятельно. В отрыве, так сказать, от производства. — «Грач» покачал головой: помнил он, как Медведев мог «покапать». — Да нет, серьёзно. — полковник догадался, о чём подумал подчинённый. — Мужик он тёртый. Как мне сообщили, он и здесь, в Украине успел поработать. Восемь лет назад.
Герман Иванович замолчал. Дал время «Грачу» подумать. И тот вспомнил.
— Дело Коновалюка?
— Оно самое.
— Так там был несчастный случай.
— Вот он и есть: специалист по подобного рода делам. Скорее всего, его пригласили те, кто знает о том «несчастном случае». И кто, вполне возможно, принимал в нём непосредственное участие.
«Грач» сунул руки в карманы: а всё-таки, несмотря на экипировку, прохладно.
— «Первый» нам не простит самостоятельности.
— Ты уже принял решение?
— А куда мне деваться с подводной лодки? К тому же Старика я с тобой не оставлю.
— Вот и ладушки. Пошли к маршрутке. А то наш наблюдатель скоро от холода ноги протянет. Не хватало его ещё на своём горбу везти. А вот по поводу «первого» у меня имеются кое-какие мысли. — на лице Медведева проявилась лёгкая улыбка.
— Что ж ты раньше молчал. — «Грач» достал носовой платок и высморкался. — С этого надо было начинать.
Синчук встретил Петренко в подъезде его дома. Прямо возле лифта. Неожиданно проявившись из темноты.
Богдан Васильевич охнул, схватился правой рукой за левую сторону груди, в области сердца, и прислонился к бетонной стене.
— Так ведь и инфаркт получить можно.
— Не самый худший вариант для выхода из игры. — заметил подполковник. — И главное — не прикопаешься. Человек в больнице, с кем не бывает. Ты, Богдан Васильевич подумай на досуге.
Петренко несколько пришёл в себя.
— А разве мы перешли на «ты»?
— И давно. Как стали делать одно дело. Или не одно? — Синчук приблизился к депутату на небезопасное расстояние от неприкасаемого тела. — Что-то долго ты молчал. Мы, понимаешь, ждём от тебя весточки, а ты ни слова, ни вздоха. Кто надоумил Козаченко принять сегодня присягу?
Вопрос был задан резко, хлёстко, как пощёчина.
— Сам. Он сам. — Петренко не знал, кто стоял за инициативой подвести Козаченко к присяге, но догадывался. Однако, сообщать о своих подозрениях какому-то вояке не собирался.
— Ты уверен?
— Конечно. Лично видел, как он готовился к выступлению.
Богдан Васильевич снова, в который раз задал себе вопрос: почему он боится стоящего напротив человека? Ведь он народный депутат, из «касты». Кто его тронет? Ан, нет. Ноги становятся ватными. По спине холодный пот. И руки, заразы, не слушаются. Старая, выработанная годами привычка, что ли, пресмыкаться перед людьми «оттуда»? Впрочем, прикинул Богдан Васильевич, скорее всего, нет. По крайней мере, не в данном случае. Сейчас видеть «сбушника» для него было спокойнее, нежели, заново пережить то, что он пережил днём. Потому, как утром депутат Петренко перепугался значительно больше, когда Козаченко принялся читать текст присяги. И идиоту было понятно: на глазах у всех происходит государственный переворот. А за такое по головке не погладят. Правда, на людях, перед десятками кинокамер, когда вокруг тебя восторг и радость, животный страх на некоторое время пропал. Однако, после, когда Богдан Васильевич увидел, как Литовченко и Козаченко закрылись в зале совещаний, ужас охватил все его члены. Заговор, — подумал он в тот момент, — Вот что происходит за дверями. И он его соучастник. Нет, даже не соучастник, а простая пешка, которую подставят, как только появится в том необходимость. И тут не поможет никакой депутатский мандат. У премьера рука твёрдая, железная. Как у Феликса. Дзержинского. Без разговоров — в мордяку.