Набор пропагандистских штампов был привычно замшелым, как пень на болоте, и рассчитанным на идиотов без желания жить долго и счастливо. Треугольник начал против Сотника примитивную информационную войну. Его зажравшиеся пропагандисты давно не получали настоящий отпор и потеряли квалификацию, которой, возможно, и не было вообще. Максим улыбнулся и быстро продиктовал Орне официальный ответ Переяслава Киеву.
«Нас называют преступной бандой. И кто? Государственная банда, для которой закон не писан. Например, об ответственности за грабеж Украины. А там, где нет закона – нет и преступления. Богдан Хмельницкий говорил: «Ударит стена о стену – одна упадет, другая останется, а возврату к прошлому не бывать». Мы – не банда, а потомки казацких героев, и пошли все наши враги к чертовой матери! Запорожцы не спрашивали, сколько врагов, а только – где они. Врагов Украины не считают – их бьют! Вы, панята, хотите пахать землю волками, а их за уши не удержишь, это вам не болонки. Геть с дороги! Референдум 14 апреля состоится, и народ сам решит свою судьбу!»
Орна закончила набирать, быстро отправила текст Сотнику и внимательно посмотрела на возбужденного Максима.
В комнату, где работали Максим и Орна, вошел усталый и довольный Богдан Бульба. Хранители обсудили ответ Треугольнику, не тратя на это много времени. Этих волоцюг от власти можно только соскребать, в чем ни у кого давно не было никаких иллюзий. Переяслав быстро становился настоящей силой, в город ехали многие отставные молодые военные, выгнанные со службы Треугольником, ради своего бесконечного воровства, имитирующим армию, в куренях шла боевая учеба, хозяйственная служба везла продукты, а оружия и собранных заранее денег еще хватало вполне. Украина еще не кипела, но уже бурлила, штабы казацкой партии «Богдан Великий» по подготовке референдума активно создавались в областных и районных центрах, и открыто их никто пальцем не трогал, опасаясь беспорядков. Треугольник сильно вляпался в грязь истории с захватом хранителей и збаражским золотом, а видео о бое на Банковой в Комитете по национальному достоянию Самой Верхней Рады посмотрели уже восемнадцать миллионов человек. Чувствовалось, что заворовавшаяся и разленившаяся власть оказалась, по обыкновению, не готова к неожиданным бурным событиям и не знала, как на них реагировать. Пока не знала, но подобная растерянность у контролеров финансовых потоков всегда проходила быстро.
Сев на старый диванчик, Богдан произнес:
– Мы сейчас как колобки – от волка ушли, но впереди медведь, а самое главное – лиса. Треугольник вот-вот начнет войну без правил и законов, к которой мы готовимся изо всех сил.
Максим быстро ответил:
– Начавшаяся борьба за светлое будущее всех, кто этого хочет, должна быть основана на идеалах добра и справедливости.
– Иначе в ней нет смысла, – добавил Богдан, – однако я человек конкретный и больше люблю практику, чем теорию.
– Да уж, болтунов в Киеве полно, и добрые люди уже не обращают на них внимания.
– Кугутам без власти и ее денег нет жизни. Они никогда ее не отдадут. Даже обожравшаяся свинья ни за что не отвалится от колоды с толченой картошкой и морквой.
– Среди них есть и умные, иначе они не смогли бы держать в повиновении десятки миллионов человек. Нужно ожидать масштабных провокаций и штурма Переяслава.
– Надеюсь, Треугольник понимает, что чем больше не давать, тем больше потом возьмут.
– Ситуация перед взрывом народного гнева во всех странах очень похожа, во всяком случае последние пятьдесят лет. Государство пухло, народ хирел. Всеобщая ложь и грабеж делали жизнь людей невыносимой и удушали все живое. Правители говорили только штампами, и их ответ на любой вопрос был известен заранее. Деньги в государстве, их появление и исчезновение было самым страшным табу, которое не обсуждалось публично ни при каких условиях.
– Бояться власть перестают только тогда, когда уже нечего терять. Страх гарантирует повиновение только до этого предела. В ответ поднимающийся народ получает государственную провокацию и карателей. Мы их сейчас и ждем.