Так оно и случилось – и куда быстрее, чем она ожидала: полбутылки еще не было выпито, как уже ее голова оказалась прижатой к потолку, и она принуждена была нагнуться, чтобы не сломалась шея. Она поспешно поставила на место бутылочку. “Будет! – сказала она про себя. – Будет! Я надеюсь, что больше не вырасту… Я и так уж не могу пройти в дверь. Ах, если бы я не так много выпила!”
Увы! Поздно было сожалеть! Она продолжала увеличиваться и очень скоро должна была встать на колени. А через минуту и для этого ей не хватало места. И она попыталась лечь, вся скрючившись, упираясь левым локтем в дверь, а правую руку обвив вокруг головы. И все-таки она продолжала расти. Тогда, в виде последнего средства, Аня просунула руку в окно и ногу в трубу, чувствуя, что уж больше ничего сделать нельзя.
К счастью для Ани действие волшебной бутылочки окончилось: она больше не увеличивалась. Однако очень ей было неудобно, и так как все равно из комнаты невозможно было выйти, она чувствовала себя очень несчастной.
“Куда лучше было дома! – думала бедная Аня. – Никогда я там не растягивалась и не уменьшалась, никогда на меня не кричали мыши да кролики. Я почти жалею, что нырнула в норку, а все же, а все же – жизнь эта как-то забавна! Что же это со мной случилось? Когда я читала волшебные сказки, мне казалось, что таких вещей на свете не бывает, а вот я теперь оказалась в середине самой что ни есть волшебной сказки! Хорошо бы, если б книжку написали обо мне, – право, хорошо бы! Когда я буду большой, я сама напишу; впрочем, – добавила Аня с грустью, – я уже и так большая: во всяком случае, тут мне не хватит места еще вырасти.
Что ж это такое? – думала Аня. – Неужели я никогда не стану старше? Это утешительно в одном смысле: я никогда не буду старухой… Но зато, зато… всю жизнь придется долбить уроки! Ох, уж мне эти уроки!
Глупая, глупая Аня, – оборвала она самое себя, – как же можно тут учиться? Едва-едва хватит места для тебя самой! Какие уж тут учебники!”
И она продолжала в том же духе, принимая то одну сторону, то другую и создавая из этого целый разговор; но внезапно снаружи раздался чей-то голос, и она замолчала, прислушиваясь.
“Маша! А, Маша! – выкрикнул голос. – Сейчас же принеси мне мои перчатки!” За этим последовал легкий стук шажков вверх по лестнице.
Аня поняла, что это пришел за ней Кролик, и так стала дрожать, что ходуном заходил весь дом. А между тем она была в тысячу раз больше Кролика, и потому ей нечего было его бояться.
Вскоре Кролик добрался до двери и попробовал ее открыть: но так как дверь открывалась внутрь, а в нее крепко упирался Анин локоть, то попытка эта окончилась неудачей. Аня тогда услыхала, как он сказал про себя: “В таком случае я обойду дом и влезу через окно!”
“Нет, этого не будет!” – подумала Аня и, подождав до тех пор, пока ей показалось, что Кролик под самым окном, вдруг вытянула руку, растопырив пальцы. Ей ничего не удалось схватить, но она услыхала маленький взвизг, звук паденья и звонкий треск разбитого стекла, из чего она заключила, что Кролик, по всей вероятности, угодил в парник для огурцов.
Затем послышался гневный окрик Кролика:
– Петька, Петька! Где ты?
И откликнулся голос, которого она еще не слыхала:
– Известно где! Выкапываю яблоки, Ваше Благородие!
– Знаю твои яблоки! – сердито фыркнул Кролик. – Лучше пойди-ка сюда и помоги мне выбраться из этой дряни. – (Опять звон разбитого стекла.)
– Теперь скажи мне, Петька, что это там в окне?
– Известно, Ваше Благородие, – ручища! – (Он произнес это так: рчище.)
– Ручища? Осел! Кто когда видел руку такой величины? Ведь она же все окно заполняет!
– Известно, Ваше Благородие, заполняет. Но это рука, уж как хотите.
– Все равно, ей там не место, пойди и убери ее!
Затем долгое молчанье. Аня могла различить только шепот и тихие восклицания, вроде: “Что говорить, не ндравится мне она, Ваше Благородие, не ндравится!” – “Делай, как я тебе приказываю, трус этакий!” Наконец она опять выбросила руку, и на этот раз раздались два маленьких взвизга и снова зазвенело стекло.
“Однако, сколько у них там парников! – подумала Аня. – Что же они теперь предпримут! Я только была бы благодарна, если бы им удалось вытащить меня отсюда. Я-то не очень хочу здесь оставаться!”
Она прислушалась. Некоторое время длилось молчанье. Наконец послышалось поскрипыванье тележных колес и гам голосов, говорящих все сразу.
“Где другая лестница?” – “Не лезь, мне было велено одну принести, Яшка прет с другой”. – “Яшка! Тащи ее сюда, малый!” – “Ну-ка, приставь их сюда, к стенке!” – “Стой, привяжи их одну к другой!” – “Да они того – не достают до верха”. – “Ничего, и так ладно, нечего деликатничать”. – “Эй, Яшка, лови веревку!” – “А крыша-то выдержит?” – “Смотри-ка, черепица шатается”. – “Сейчас обвалится, берегись!” – (Грох!) – “Кто это сделал?” – “Да уж Яшка, конечно”. – “Кто по трубе спустится?” – “Уволь, братцы, не я!” – “Сам лезь!” – “Врешь, не полезу!” – “Пусть Яшка попробует”. – “Эй, Яшка, барин говорит, что ты должен спуститься по трубе”.
“Вот оно что! Значит, Яшка должен по трубе спуститься, – сказала про себя Аня. – Они, видно, все на Яшку валят. Ни за что я не хотела бы быть на его месте; камин узок, конечно, но все-таки, мне кажется, я могу дать ему пинок”.
Она продвинула ногу как можно дальше в трубу и стала выжидать. Вскоре она услышала, как какой-то зверек (она не могла угадать его породу) скребется и возится в трубе. Тогда, сказав себе: “Это Яшка!” – она дала резкий пинок и стала ждать, что будет дальше.
Первое, что она услыхала, было общий крик голосов:
– Яшка летит!
Потом, отдельно, голос Кролика:
– Эй, ловите его, вы, там, у плетня!
Затем молчанье и снова смутный гам:
“Подними ему голову. Воды!” – “Тише, захлебнется!” – “Как это было, дружище?” – “Что случилось?” – “Расскажи-ка подробно!”
Наконец раздался слабый, скрипучий голосок. (“Это Яшка”, – подумала Аня): “Я уж не знаю, что было… Спасибо, спасибо… Мне лучше… Но я слишком взволнован, чтобы рассказывать. Знаю только одно – что-то ухнуло в меня, и взлетел я, как ракета”.
– Так оно и было, дружище! – подхватили остальные.
– Мы должны сжечь дом, – сказал голос Кролика. И Аня крикнула изо всех сил:
– Если вы это сделаете, я напущу Дину на вас!
Сразу – мертвое молчанье. Аня подумала: “Что они теперь будут делать? Смекалки у них не хватит, чтобы снять крышу”.
Через две-три минуты они опять задвигались и прозвучал голос Кролика:
– Сперва одного мешка будет достаточно.
– Мешка чего? – спросила Аня. Но недолго она оставалась в неизвестности: в следующий миг стучащий дождь мелких камушков хлынул в окно, и некоторые из них попали ей в лоб.
“Я положу конец этому!” – подумала Аня и громко крикнула: “Советую вам перестать!” Что вызвало опять мертвое молчанье.
Аня заметила не без удивленья, что камушки, лежащие на полу, один за другим превращались в крохотные пирожки, – и блестящая мысль осенила ее. “Что, если я съем один из этих пирожков! – подумала она. – Очень возможно, что он как-нибудь изменит мой рост. И так как я увеличиваться все равно больше не могу, то полагаю, что стану меньше”.
Сказано – сделано. И Аня, проглотив пирожок, с радостью заметила, что тотчас рост ее стал убавляться.
Как только она настолько уменьшилась, что была в состоянии пройти в дверь, она сбежала по лестнице и, выйдя наружу, увидела перед домом целое сборище зверьков и птичек. Посредине был бедненький Яшка-Ящерица, поддерживаемый двумя морскими свинками, которые что-то вливали ему в рот из бутылочки. Все они мгновенно бросились к Ане, но она проскочила и пустилась бежать со всех ног, пока не очутилась в спасительной глубине частого леса.
“Первое, что нужно мне сделать, – это вернуться к своему настоящему росту; а второе – пробраться в тот чудесный сад. Вот, кажется, лучший план”.