– Как я войду? – настаивала Аня.
– Удастся ли вообще Вам войти? – сказал лакей. – Вот, знаете, главный вопрос.
Он был прав. Но Ане было неприятно это возражение.
“Это просто ужас, – пробормотала она, – как все эти существа любят рассуждать. С ними с ума можно сойти!”
Лакей воспользовался ее молчаньем, повторив прежнее свое замечание с некоторым дополненьем.
– Я буду здесь сидеть, – сказал он, – по целым дням, по целым дням… без конца…
– А что же мне-то делать? – спросила Аня.
– Все, что хотите, – ответил лакей и стал посвистывать.
– Ну его, все равно ничего не добьюсь, – воскликнула Аня в отчаянии. – Он полный дурак! – и она отворила дверь и вошла в дом.
Очутилась она в просторной кухне, сплошь отуманенной едким дымом. Герцогиня сидела посредине на стуле о трех ногах и нянчила младенца; кухарка нагибалась над очагом, мешая суп в огромном котле.
“Однако сколько в этом супе перца!” – подумала Аня, расчихавшись.
Да и весь воздух был заражен. Герцогиня и та почихивала; ребенок же чихал и орал попеременно, не переставая ни на одно мгновение. Единственные два существа на кухне, которые не чихали, были кухарка и большой кот, который сидел у плиты и широко ухмылялся.
– Будьте добры мне объяснить, – сказала Аня робко, так как не знала, учтиво ли с ее стороны заговорить первой. – Почему это ваш кот ухмыляется так?
– Это – Масляничный Кот, – отвечала Герцогиня, – вот почему. Хрюшка!
Последнее слово было произнесено так внезапно и яростно, что Аня так и подскочила; но она сейчас же поняла, что оно обращено не к ней, а к младенцу, и, набравшись смелости, заговорила опять:
– Я не знала, что такие коты постоянно ухмыляются. Впрочем, я вообще не знала, что коты могут это делать.
– Не всегда коту масленица, – ответила Герцогиня. – Моему же коту – всегда. Вот он и ухмыляется.
– Я этого никогда не знала, – вежливо сказала Аня. Ей было приятно, что завязался умный разговор.
– Ты очень мало что знаешь, – отрезала Герцогиня. – Это ясно.
Ане не понравился тон этого замечания, и она подумала, что хорошо бы перевести разговор на что-нибудь другое. Пока она старалась найти тему, кухарка сняла с огня котел с супом и тотчас же принялась швырять в Герцогиню и в ребенка все, что попадалось ей под руку: кочерга и утюг полетели первыми, потом градом посыпались блюдца, тарелки, миски. Герцогиня не обращала на них никакого вниманья, даже когда они попадали в нее, ребенок же орал беспрестанно, так что все равно нельзя было знать, когда ему больно – когда нет.
– Ах, ради Бога, будьте осторожны! – вскрикнула Аня, прыгая на месте от нестерпимого страха. – Ах, вот отлетел его бесценный нос! – взвизгнула она, когда большая тарелка чуть не задела младенца.
– Если б никто не совался в чужие дела, – сказала хриплым басом Герцогиня, – земля вертелась бы куда скорее.
– Что не было бы преимуществом, – заметила Аня, воспользовавшись случаем, чтобы показать свое знанье. – Подумайте только, как укоротился бы день. Земля, видите ли, берет двадцать четыре часа…
– В таком случае, – рявкнула Герцогиня, – отрубить ей голову!
Аня с тревогой поглядела на кухарку, не собирается ли она исполнить это приказанье, но кухарка ушла с головой в суп и не слушала.
Аня решилась продолжать.
– Двадцать четыре часа, кажется, – или двенадцать? Я…
– Увольте, – сказала Герцогиня. – Я никогда не могла выносить вычисленья! И она стала качать своего младенца, выкрикивая при этом нечто вроде колыбельной песни и хорошенько встряхивая его после каждого стиха.
Хор
(при участии кухарки и ребенка)
Ау! Ау! Ау! Ау!
Хор
Ау! Ау! Ау! Ау! Ау! Ау!
– Эй Вы там, можете понянчить его, если хотите, – сказала Герцогиня, обращаясь к Ане, и, как мяч, кинула ей ребенка. – Я же должна пойти одеться, чтобы отправиться играть в крокет с Королевой. – И она поспешно вышла. Кухарка швырнула ей вслед кастрюлю, но промахнулась на волос.
Аня схватила ребенка с некоторым трудом: это было несуразное маленькое существо, у которого ручки и ножки торчали во все стороны (“Как у морской звезды”, – подумала Аня). Оно, бедное, напряженно сопело и, словно куколка, то скрючивалось, то выпрямлялось, так что держать его было почти невозможно.
Наконец Аня нашла верный способ (то есть скрутила его в узел и крепко ухватилась за его правое ушко и левую ножку, не давая ему таким образом раскрутиться) и вышла с ним на свежий воздух.
“Не унеси я его, они бы там, конечно, его убили, – подумала Аня. – Было бы преступленье его оставить”.
Последние слова она произнесла громко, и ребенок в ответ хрюкнул (он уже перестал чихать к тому времени).
“Не хрюкай, – сказала Аня. – Вежливые люди выражаются иначе”.
Но младенец хрюкнул опять, и Аня с тревогой взглянула на него. Странное было личико: вздернутый нос, вроде свиного рыльца, крохотные гляделки, вовсе непохожие на детские глаза. Ане все это очень не понравилось. “Но, может быть, он просто всхлипывает”, – подумала она и посмотрела, нет ли слез на ресницах. Но не было ни ресниц, ни слез.
“Если ты собираешься, мой милый, обратиться в поросенка, – твердо сказала Аня, – то я с тобой никакого дела иметь не хочу. Смотри ты у меня!” Бедное маленькое существо снова всхлипнуло (или хрюкнуло – разобрать было невозможно), и Аня некоторое время несла его молча.
Аня начинала уже недоумевать – что же она с ним будет делать дома, как вдруг он хрюкнул так громко, что она с некоторым испугом поглядела ему в лицо. На этот раз сомненья не оставалось: это был самый настоящий поросенок, так что глупо было с ним возиться. Аня опустила поросенка наземь, и тот, теряя чепчик на бегу, спокойно затрусил прочь и вскоре скрылся в чаще, что очень обрадовало ее.
“Он в будущем был бы ужасно уродлив как ребенок, – сказала она про себя, – но свинья, пожалуй, вышла бы из него красивая”. И она стала размышлять о других ей знакомых детях, которые годились бы в поросята. “Если б только знать, как изменить их”, – подумала она и вдруг, встрепенувшись, заметила, что на суку ближнего дерева сидит Масляничный Кот.
Он только ухмыльнулся, увидя Аню. Вид у него был добродушный, хотя когти были длиннейшие, а по количеству зубов он не уступал крокодилу. Поэтому Аня почувствовала, что нужно относиться к нему с уважением.
– Масляничный Котик, – робко заговорила она, не совсем уверенная, понравится ли ему это обращение. Однако он только шире осклабился. “Пока что он доволен”, – подумала Аня и продолжала: – Котик, не можете ли Вы мне сказать, как мне выйти отсюда?
– Это зависит, куда Вам нужно идти, – сказал Кот.
– Мне-то в общем все равно, куда, – начала Аня.
– Тогда Вам все равно, какую дорогу взять, – перебил ее Кот.
– Только бы прийти куда-нибудь, – добавила Аня в виде объяснения.
– Прийти-то Вы придете, – сказал Кот, – если будете идти достаточно долго.
Аня почувствовала, что отрицать этого нельзя. Она попробовала задать другой вопрос:
– Какого рода люди тут живут?
– Вон там, – сказал Кот, помахав правой лапой, – живет Шляпник, а вон там (он помахал левой) живет Мартовский Заяц. Навести-ка их: оба они сумасшедшие.
– Но я вовсе не хочу общаться с сумасшедшими, – заметила Аня.
– Ничего уж не поделаешь, – возразил Кот. – Мы все здесь сумасшедшие. Я безумен. Вы безумны.
– Откуда Вы знаете, что я безумная? – спросила Аня.
– Должны быть. Иначе Вы сюда не пришли бы.
Аня не нашла это доказательством. Однако она продолжала:
– А как Вы знаете, что Вы сами сумасшедший?
– Начать с того, – ответил Кот, – что собака, например, не сумасшедшая. Вы с этим согласны?
– Пожалуй, – сказала Аня.
– Ну так вот, – продолжал Кот, – собака рычит, когда сердита, и виляет хвостом, когда довольна. Я же рычу, когда доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Заключенье: я – сумасшедший.