Я миновал первый лестничный пролет, увенчанный бюстом Дзержинского, и поднялся на второй этаж. Налево или направо? Ладно, наше дело правое — вот и пойду направо. Как выяснилось, не ошибся. На двери нужного мне кабинета с номером 32 было просто написано 'Макеев Ю. Ф.', ни званий, ни должности. Я постучал, услышал: 'Входите', и переступил порог. Сидевший за столом человек занимался изучением содержимого раскрытой перед ним папки средних размеров,
Хозяин кабинета — мужчина средних лет и непримечательной внешности — был одет в строгий костюм, но без галстука. Пиджак и верхняя пуговица рубашки расстегнуты, что, впрочем, в такой жаркий день, даже несмотря на недавно прошедший ливень, было вполне объяснимо.
Увидев меня, он тут же закрыл папку, встал из-за стола и подошел ко мне, протягивая руку для рукопожатия.
— Здравствуйте, Сергей Андреевич, спасибо, что нашли время к нам прийти.
Я, на автомате, пожал протянутую мне руку. Ага, попробовал бы не прийти… Юморист, однако.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — показал Макеев на стул с другой стороны стола.
Стул оказался несколько неудобным, такое чувство, что из-под дерматиновой обивки вытащили прокладку, а на фанерную основу накидали зачерствевших хлебных крошек. То и дело приходилось ерзать, однако 'крошки' из-под задницы никуда не исчезали. Сейчас еще вот эту настольную лампу в лицо направит — и вообще комплект для допроса готов. Хотя день все-таки, лампа такого эффекта, пожалуй, не даст.
— До того, как мы начнем говорить о деле, по которому мы с вами встречаемся, вынужден вас огорчить. До сих пор ничего о вашем прошлом нам узнать не удалось. Мы понимаем, как это тяжело — жить, не зная своего прошлого… Ведь где-то есть родные Вам люди, которые с ума сходят, переживают за вас. Мама, отец… может быть братья, сестры… Вы ведь не старый еще человек, вполне возможно, что они живы и не знают, что с вами. Да-а… Как бы мои вот к такой пропаже отнеслись… Трудно, наверное, жить с этим? Кстати, после того, как вас по телевизору показали, никаких звонков, писем, попыток связаться не было? Может, сами что-то вспомнили?
— К сожалению, нет, — тяжко вздыхаю и делаю грустные глаза.
Это что, меня по этому поводу сюда вызвали? А с другой стороны, если у МВД ничего не получается, естественно, попросили помощи у коллег, а то мало-ли, вдруг шпиен, а они не проинформировали. Хотя он вроде про какое-то дело говорил…
— Но вы, Сергей Андреевич, не расстраивайтесь, мы о вас не забываем, ищем по всем фронтам, как говорится. Одно с уверенностью уже можно сказать — в поле зрения правоохранительных органов вы раньше не попадали. А это уже немало! Вы только представьте, известный писатель, композитор… Да не скромничайте!
Я попытался отмахнуться от этих похвал, но Макеев воспринял это как излишнюю скромность.
— Известный. Хотя, жену, Сергей Андреевич, вам по популярности еще надо догонять, — улыбнулся он, и вдруг пропел, — Миллион, миллион, миллион алых роз… Читал ваши 'Крейсера' и 'Печальный детектив'. Сильно, талантливо! 'Марсианина' домой принес, так не поверите — в драку с сыновьями! А книги о родном крае! Ах, как они нужны для подрастающего поколения, для воспитания любви к Родине! Вы — настоящий патриот!
Макеев вдруг встал и снова протянул мне руку.
— Благодарю вас от чистого сердца! Надеюсь, что и дальше будете нас радовать!.. Так вот, представьте, известный писатель — и вдруг оказался бы каким-нибудь мелким жуликом. Ладно бы бывшим, уже искупившим свою вину, а если бы находящимся в розыске? Понимаете? Вот! К счастью, ничего! А если что и было, то так… ничего серьезного. Кто, как говорится, без греха, пусть первый кинет в меня камень… Так что, на этот счет можете быть спокойны!
Это он что, так тонко намекает на 10 тысяч, полученные от Чарского? Или про мои похождения с джинсами и пакетами? Я невольно сглотнул, стараясь больше ничем не выдать охватившего меня волнения. Эти ребята могут прикидываться простачками, но наверняка запоминают каждый жест, каждое мимическое движение собеседника, и делают соответствующие выводы.
— Большое спасибо, Юрий Федорович, за проявленную заботу.
— Вообще, Сергей Андреевич, объект вы сложный. Знаете, ваши произведения специалистам показали, так говорят, что стиль у вас очень неровный. Как-будто каждое произведение разным человеком написано. А вот речь наша, пензенская. Никаких сомнений. И как это у вас получается? Я имею в виду ваше литературное творчество… Не поделитесь секретом?
— Хотите верьте, Юрий Федорович, хотите нет, но сам теряюсь в догадках, как так происходит. Словно все само по себе, одно за другое цепляется. Раз — и в голову пришла идея книги, два — стихи, три — мелодия… Только успевай записывать. Не иначе меня точно кто-то по башке саданул, после чего потерял память, но приобрел поразительные способности. Вы знаете, мне кажется, что когда приходит идея нового произведения, я как будто растворяюсь в нем и становлюсь уже не собой, а кем-то, кому эта тема очень близка. Этот кто-то и пишет. Отсюда и скорость написания и подробности, о которых вроде и знать-то не мог. И тут, скорее всего, не последнюю роль играет моя амнезия. Ведь, по сути, я и сам не знаю кто я. И как должен писать…