Что-то должно было произойти, и вскоре это произошло.
-
Думаю, если бы 2020 год был таким же, как и все остальные, я мог бы еще несколько лет пинать консервную банку и как-то выкручиваться. Но нет ничего лучше кризиса, чтобы довести все остальные проблемы до полного кипения.
Когда появился COVID, наша практика уже была максимально загружена. Мы принимаем большинство новых пациентов в первые два квартала каждого года, поэтому я уже выделил все свои вспомогательные ресурсы на изучение тонкостей работы с новыми пациентами. COVID мгновенно удвоил или утроил нашу нагрузку. Ежедневные звонки с исследовательской группой для обсуждения всего, что мы могли узнать о болезни, начинались с раннего утра, а также новая, пугающая череда подкастов, связанных с COVID. Я отказался от утренней медитации, чтобы отвечать на бесчисленные звонки пациентов, которые, по понятным причинам, были в панике и искали успокоения.
Когда март перетек в апрель, стало ясно, что конца этому не видно. Однажды в конце апреля 2020 года я проводил обычный утренний разговор с руководителем практики, когда не выдержал и начал вырываться. Я потеряла контроль, - сказала я ей. Я больше не могу разобраться в историях своих пациентов. Был ли это пациент X или пациент Y, который только на прошлой неделе рассказал мне о трудностях своей дочери в школе? Это была пациентка А или пациентка Б, с которой мне нужно было связаться в тот вечер по поводу ее проблемы? Она пыталась успокоить меня, говоря, что я делаю все возможное в сложившихся обстоятельствах и что наши пациенты благодарны. Но чем больше она говорила, тем больше я злился.
И вот так я впал в радикальный, саморазрушительный приступ, подобного которому я не испытывал ни до, ни после. Даже вспоминать об этом сейчас страшно. Я швырнул стол через всю нашу гостиную. Я разорвал в клочья свою футболку. Я кричал от ярости и боли. Моя жена умоляла меня уйти из дома, боясь, что я причиню вред ей или детям. Я думал о том, чтобы врезаться в опору моста или другое сооружение достаточно быстро, чтобы погибнуть. Я был убежден, что я сломан, неисправен; когда мне сделают вскрытие мозга, то обнаружат, насколько я испорчен. Меня было не исправить. Ничто не могло исправить ситуацию.
В итоге я засел в мотеле, разговаривая по телефону с Полом, Эстер и Терри. Они настаивали, что мне нужно вернуться в такое место, как "Мост". Сейчас. Я упрямо не соглашался, утверждая, что смогу все исправить, если у меня будет чуть больше времени и поддержки, если только я смогу вернуться домой и немного отдохнуть. Умоляя их в течение сорока восьми часов, я наконец сдался. Посреди ночи я поехал в Феникс, штат Аризона, чтобы меня приняли в заведение под названием "Служба психологического консультирования", или PCS.
Терри рассказывал мне о PCS почти год. Он говорил, что это место творит чудеса, исцеляя раны, которые, казалось, невозможно залечить. Я спросила, почему он так уверен. Он сказал, что мне нужно просто довериться ему.
-
Как и в случае с моим визитом в "Мост" двумя с половиной годами ранее, потребовалось несколько дней, чтобы освоиться. Поскольку это было начало пандемии, я была одна, общаясь с терапевтами удаленно по Zoom в течение двенадцати часов каждый день, пока я сидела в крошечном Airbnb в нескольких милях от учреждения.
Только на второй неделе я начал делать успехи. Постепенно я осознал, что построил структуру перфекционизма и трудоголизма на столпах оценки, основанной на результатах. Эта структура покоилась на фундаменте моего стыда, часть которого была вызвана травмой, а часть - унаследована, поскольку дети перенимают стыд окружающих их людей. Но все это усугублялось моим собственным порочным кругом ненависти к себе и вины за свои поступки. Не случайно я тяготею к видам спорта, требующим совершенства, таким как стрельба из лука и вождение гоночных автомобилей.
В итоге я провел в PCS три недели - двадцать один мучительный, непрерывный день - завершая работу, начатую в "Мосте", и выходя далеко за рамки того, что представлял себе возможным. Мы проделали огромный объем работы на сайте , но одно задание поставило меня в тупик. На второй день мне было поручено составить список из сорока семи аффирмаций - по одному позитивному утверждению о себе на каждый год моей жизни. Я добралась примерно до пяти или шести, после чего окончательно застряла. В течение нескольких дней я не могла придумать ничего хорошего, чтобы сказать о себе. Мой перфекционизм и стыд не позволяли мне поверить в то, что я могу сказать о себе что-то хорошее. Я просто не могла этого сделать.