Выбрать главу

СЕРДЦЕ

колотилось. Не сразу, только через несколько минут она поняла, что это был сон — настолько живо все было. С пересохшим ртом она вылезла из постели.

ВОЙНА

Какому рыцарю принадлежали доспехи, парившие вокруг земли? Кто был умирающий? Сторонник технического прогресса? Идеальный мужчина прошлых эпох, умирающий патриархальный порядок? Кто были эти девочки, кто она сама? Сон не отпускал. Она стояла на балконе в халате, на березы уже просыпались брызги желтизны, но в воздухе покалывал холод. C залива тек мягкий туман. Контуры камней смягчились от влаги. Она принесла утреннюю газету. Сараево. Ей чуть плохо не стало от чтения. Новый порядок в мире был только словами на бумаге. Ей казалось, что квартира, где она теперь живет одна, парит высоко в небесах. Принцесса в высокой башне, брошенная принцем. Можно сойти с ума.

НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК

Год назад, в Иерусалиме, они сидели на полу в герметично закрытой комнате, то есть в обычной спальне, но с заделанными окнами. Они — она и ее муж — держались за руки, думая о том, что ракеты с западной границы Ирака несут с собой газ. Такую информацию жильцы получили накануне вечером. При атаке соблюдайте спокойствие, никакой паники, сказал человек, который их инструктировал. Он был довольно молод, у его ног стояла коробка с противогазами. Взрослые заняли все скамьи и стулья в подвале, детям пришлось сидеть на полу. Израиль хорошо осведомлен о предстоящих действиях Ирака, сказал инструктор. Соседка Якоба по площадке, пожилая дама, переводила им. Об атаке мы узнаем минимум за шесть часов. Если оружие конвенциальное, мы должны идти сюда, в подвал, он обустроен для этого. А если ракеты с газом, мы должны подняться на верхний этаж, где несколько квартир оборудованы для таких случаев. Соседка, женщина из Польши с отливающим синим волосами, кивала приветливо и успокаивающе. Логично, что, если газ опускается вниз, надо находиться наверху. Лифтом пользоваться нельзя, только ходить по лестницам. Желающим раздали противогазы. Они выглядели очень современно и не были похожи на тот, что висел в гардеробе отца со времен войны. Эти модерновые маски имели маленькое отверстие, через которое человек мог пить, точнее, сосать. Когда сирена разбудила их посреди ночи, соседи уже бежали наверх, полуодетые и полусонные, многие с детьми на руках — все в страшной спешке. Они последовали за ними. Она запомнила чувство — холодное возмущение, трезвость ума и слабая дурнота. Раньше она не знала, что это и есть страх. Четыре или пять часов они просидели со всеми на полу в убежище, бывшей спальне, уверенные, что сейчас их накроет газ Саддама Хуссейна. Было очень тесно. Около нее и Якоба сидела восьмилетняя девочка, напуганная противогазом и видом матери, похожей на насекомое, — она была занята около двуспальной кровати орущим в газонепроницаемой люльке младенцем; кондомообразный пластиковый конверт позволял ей гладить ребенка, заходящегося там, внутри, от крика. Отец девочки и старшие братья стояли в масках, раскачиваясь, у окна, погруженные в молитву. Польки не было видно. Она оставалась в своей квартире и не надевала противогаз. Понимаете, ничто на свете не заставит меня натянуть на себя столь странный предмет, сказала она потом: она была узником в Аушвице. На следующее утро друг Якоба отвез их в отель к Аббе Эбану. Эбан тоже провел ночь на верхнем этаже отеля в специальной комнате. Его лицо было серым, как бумага, но он говорил четким голосом о порядке, который повлечет за собой война: новый правопорядок в мире. Персонал накрывал завтрак в столовой, гремела посуда. Через открытую дверь она увидела американскую семью ортодоксов, отец и сыновья носили пейсы. Они сложили свои маски на столе как менору: очень скоро наступал шаббат. Кто-то бренчал на рояле марки «Ямаха». Абба Эбан спокойно рассказывал: война показала силу демократии. Но ведь уже тогда начинались стычки, предшествующие распаду Югославии. С насилием, которое потом последовало, не смогла справиться никакая демократия. Пока Эбан говорил, люди входили и выходили из столовой и отеля, они напоминали стаи птиц или толпы мертвых душ у Данте.