В июле 457 г. спартанцы разбили лагерь под Танагрой, в восточной Беотии. Отсюда до Афин оставался всего один дневной переход. В городе началась паника. Возродились старые слухи, распространявшиеся сторонниками Перикла. Раздавались возгласы: «Олигархи сговорились со спартанцами! Впустят их в город, чтобы сделать невозможным строительство Длинных стен. Не будем терять ни минуты, закроем врагу дорогу в Аттику!»
Однако способных носить оружие в Афинах оставалось немного. Несколько тысяч воинов сражались в Египте, другие осаждали Эгину и стояли гарнизоном в Мегаре. Людские потери везде были значительными. В 458 г. до н. э. одна только фила Эрехфенда потеряла на всех театрах военных действий свыше 180 человек (обломок плиты с именами погибших сохранился до наших дней). А ведь фил было десять, и война шла уже несколько лет, поэтому убитых, раненых и взятых в плен насчитывалась не одна тысяча.
На отчаянный призыв Афин о помощи прибыли тысяча аргивян и жителей городка Клеон. Подкрепление удалось получить и от членов Морского союза, хотя они уже дали много людей для египетского похода. Фессалийцы прислали небольшой отряд конницы. В целом удалось собрать 14 тыс. людей, способных носить оружие. Силы сторон были примерно равны, так как спартанцы в свою очередь получили помощь от беотийцев.
Когда афинская армия уже стояла под Танагрой, в лагерь неожиданно явился Кимон. Он умолял разрешить ему принять участие в битве, где будет сражаться как простой воин. Если родина в опасности, надо забыть о раздорах, — так было и при Саламине. В конце концов он просто имел право встать в одну шеренгу с другими гражданами. «Суд черепков» приказал ему покинуть пределы государства, но армия теперь находится на чужой земле. Возможность на глазах у всех сразиться со спартанцами была для Кимона делом принципиальным, так как его самого и его друзей подозревали в сговоре с врагами и намерении впустить их в город.
Перикл резко воспротивился просьбе изгнанника: он прекрасно понял, к чему тот стремится. Личное участие Кимона в битве докажет абсурдность всех обвинений, сотрет из людской памяти бесславное возвращение из-под Ифомы, покажет гнусность всех слухов о сговоре со спартанцами. Но сам Перикл не мог и не хотел единолично решать столь сложный вопрос, поэтому перед битвой в афинском лагере был созван военный совет. Тем временем люди Перикла всюду распространяли слухи, что Кимон прибыл в лагерь и якобы хочет сражаться против своих друзей спартанцев лишь для того, чтобы во время битвы сеять замешательство и сомнения в рядах соотечественников. Совет постановил: изгнанник не имеет права защищать родину с оружием в руках наравне с другими гражданами.
Решение достойно сожаления. Ведь не прошло и четверти века с тех пор, как перед лицом нашествия Ксеркса из изгнания возвратились многие выдающиеся политики, в том числе и отец самого Перикла, Ксантипп. Теперь же Кимон был вынужден покинуть войско, оставив друзьям свои доспехи. По его совету виднейшие аристократы вышли на битву вместе, плечом к плечу, как отдельный отряд. Погибли все, все до единого! Их мужество и геройская смерть явились лучшим ответом тем, кто пытался их очернить. Позднее это признали все. Но Перикл и его близкие тоже не уступали аристократам в самоотверженности, и все-таки битва была проиграна. Решающую роль сыграло предательство фессалийской конницы, которая в разгар боя неожиданно перешла на сторону врага. Однако афиняне отступили в полном порядке, а поле боя осталось за спартанцами. По тогдашним представлениям они победили, но были настолько обескровлены, что даже не думали о вторжении в Аттику; отошли на Пелопоннес через земли Мегары, вырубив там оливковые рощи. Афинский гарнизон не посмел противостоять победителям.
Из десятой, части танагрской добычи спартанцы выковали огромное позолоченное навершие в форме щита. Его поместили на фронтоне храма Зевса в святом округе в Олимпии. Именно тогда после 12 лет трудов архитектор Либон завершил возведение этой грандиозной постройки. Ранее Зевс — хозяин и бог Олимпии — имел только маленькую часовенку, а жертвы ему приносили на алтаре под открытым небом. Между тем его жена Гера уже много веков проживала в той же Олимпии в собственном внушительном доме. Сначала он был деревянным, но постепенно отдельные его части заменяли на каменные. Значит, и отцу богов и людей надлежало занять помещение, соответствовавшее его величию. Олимпия входила в состав Элиды. Жители этого края получили деньги на строительство храма благодаря победоносной войне со своими соседями. Тогда-то Либону и было дано ответственное задание. Архитектор блестяще с ним справился, создав одну из самых больших и впечатляющих святынь Древней Греции. Она имела в современных измерениях 64 м в длину и 27 м в ширину. Крышу поддерживали дорические колонны десятиметровой высоты, их было соответственно тринадцать и шесть. Храм соорудили из известняка, который в изобилии встречался вблизи Олимпии. Строители старательно оштукатурили стены, чтобы создать впечатление твердого камня.