В Афинах рассказывали, что в ночь перед выходом флота из Пирея Кимона мучили кошмары. Ему спился пес, лай которого напоминал человеческий голос: «Иди, иди ко мне! Будешь моим другом и другом моих щенят!»
Полководец рассказал о странном сне одному из своих домашних — известному толкователю слов. Тот объяснил скрытый смысл видения: «Такой сон — предвестник твоей скорой смерти. Пес лает па того, кого считает своим врагом, но он обещал стать твоим другом. А когда можно стать другом врага? Конечно, только после его смерти».
Во время осады кипрского города Кимон тяжело заболел. Ожидал самого худшего и потому прямо заявил на военном совете: «Мою смерть сохраните в тайне. Что касается осады, то ее так или иначе придется прервать: у нас мало продовольствия».
Вскоре великий вождь умер. Афиняне отступили от Китиона в полной уверенности, что Кимон, хотя болен и не покидает корабль, продолжает командование. Казалось, поход так и закончится безрезультатно. И вдруг у кипрского городка Саламин — «тезки» славного островка у аттического побережья — афиняне неожиданно столкнулись с персидским флотом. В морской битве персы были разбиты, потерпели поражение и неприятельские солдаты, искавшие спасения на берегу. Можно было бы захватить и весь остров. Именно теперь флоту так нужен был вождь, способный принять смелое решение! Оно имело бы огромное значение для будущего Кипра с его смешанным населением. Финикийские князья правили здесь от имени персидского царя и жестоко подавляли все попытки кипрских эллинов обрести самостоятельность. Последние же, лишенные поддержки со старой родины, не могли противостоять волнам, постоянно набегавшим с востока.
Через тридцать дней отступления из-под Китиона афиняне уже швартовались в Пирее, куда привезли останки своего вождя и известие о двойной победе под Саламином. Это был последний поход афинян и их союзников против персов.
Каллиев мир
После смерти Кимона во главе олигархов встал Фукидид, сын Мелесия. Однако он, хотя и являлся весьма достойным и уважаемым человеком, не имел ни славы, ни богатств покойного. Новый руководитель олигархов не мог противостоять влиянию Перикла, который с этого момента фактически стал владыкой афинского государства, ибо народ всегда голосовал согласно его рекомендациям.
Перикл смотрел на сложившуюся ситуацию следующим образом. Войну с персами надо прекратить, поскольку она на руку злейшим врагам Афин в самой Элладе — Спарте и Коринфу, а они в настоящий момент представляют наибольшую опасность. Поэтому следует отказаться от попыток отнять у персов Кипр и Египет. Как раз теперь, после Саламинской победы, возникла прекрасная возможность начать с ними мирные переговоры. «Царь царей» наверняка уже сыт по горло войной, тянущейся из десятилетия в десятилетие. Он тем более должен стремиться к ее завершению, что в его государстве постоянно вспыхивают то бунты сатрапов, то восстания угнетенных народов».
И Перикл оказался прав в своих расчетах. Действительно, вскоре после возвращения флота с Кипра в Афины прибыли посланцы двух персидских сатрапов, которые действовали с молчаливого согласия самого царя. Задача у послов была весьма деликатной: тайно и неофициально выяснить, склонны ли афиняне приступить к переговорам. Сам царь никогда бы не унизился до прямого обращения, причем первым, с просьбой о мире, а от посланников своих сатрапов он мог отказаться в любой момент и сделать вид, что все происходит без его ведома и согласия. Афинская сторона сразу перехватила инициативу. К царскому двору в далекие Сузы, расположенные восточнее Вавилона, было направлено официальное посольство. Во главе его стоял Каллий. И это не случайно, ибо Каллий в свое время был мужем Эльпиники, сестры Кимона. Афины хотели показать, что заключение мира — воля пе только Перикла и его сторонников, но также людей, близких покойному вождю.
Переговоры привели к заключению весной 449 г. до н. э. мирного договора, который гласил: «Корабли царя персов не будут входить в Эгейское море, для них будут определены пограничные пункты у северного и южного побережья Малой Азии. Сухопутное войско царя не будет приближаться к берегу моря ближе того расстояния, которое конь пробежит в течение одного дня. Афиняне же обязуются не посылать своих воинов на земли персов и не помогать тем, кто осмелится восстать против царя».
По сути дела, договор означал, что персы отказываются от господства над западным побережьем Малой Азии. Однако его формулировка не подрывала авторитета царя и не унижала его. Он не терял своих прав на эти земли. Таким образом, договор вовсе не являлся полной победой афинян. Пришлось отдать и Кипр, на котором жило много эллинов и за который было пролито столько крови. Враждебная Периклу партия получила возможность заявить: «Мы продали персам наших кипрских братьев. И что же получили взамен? Неприятельские корабли и раньше не осмеливались показываться в Эгейском море. Малоазиатское побережье тоже наше, поскольку все тамошние города входят в Морской союз. Договор позорный и невыгодный. Каллий имел наглость его заключить, вероятно, потому, что взял от царя деньги, которые он любит больше, чем родину. Очевидно, посол рассчитывал, что его спасет от ответственности авторитет Перикла. Ведь он знает, как тот ненавидит Спарту: готов отдать все, лишь бы иметь свободные руки в Элладе. Предателя Каллия надо наказать! Покажем Периклу, что он не всевластен!»