В другом номере «Независимой газеты» найдем продолжение этой же мысли: «К ее задумчивым героиням словно не могло пристать «мировое зло». Их поэтическое сопротивление и было тем волшебством, которое делало улановский танец насущно необходимым вре-
300
мени. Когда весь мир жил в жестком цейтноте, методом проб и ошибок выбирая пути, улановское искусство исподволь, ненавязчиво убеждало в существовании полузабытых потребностей души: деликатности, задушевности — и (что было особенно ощутимо в годы Великой Отечественной войны) — воли в борьбе за правду».
О необходимости творчества Галины Сергеевны писали автор книги «Галина Уланова» Б. Львов-Анохин: «Уланову нередко называли балериной 30-х годов. Именно тогда происходило ее творческое формирование. Это были страшные годы. Людей заставляли отрекаться от близких, подписывать ложные показания, клеветнические коллектив-
301
ные письма, произносить фальшивые патетические речи. В те годы вдохновенное отчуждение Улановой невольно противостояло помпезности советско-имперского стиля.
Тема актрисы — сила великого терпения, молчаливой неуступчивости, нерушимой замкнутости перед лицом насилия, неволи, угрозы. Духовный скорбный подвиг русских женщин тех лет странным образом воплотился в беззащитных, но неподкупных героинях Улановой. В то время как во многих спектаклях и балетах воспевались бури революционных мятежей и восстаний, Уланова говорила о непоколебимой силе противостояния, о непреклонной обороне души».
Биография Галины Сергеевны вместила самые трудные периоды жизни страны. Революция, Гражданская война, раскулачивание, разрушение храмов, репрессии, запрещение генетики и кибернетики, творчества Анны Ахматовой и Михаила Зощенко, других талантливых писателей, распад Союза, перестройка. Жизнь не могла не отразиться в движении и танце трагической балерины, выражавшей так явственно безмолвный протест против вершившихся злодеяний и безрассудства.
Когда Уланова уезжала после гастролей из Парижа, дорогу перед ней усыпали живыми цветами от Гранд-Опера до аэропорта Орли. Но ее жизненный путь не был устлан розами.
Четыре года спустя после зарубежного триумфа, в 1960 году, Галине Сергеевне исполнилось 50 лет, она станцевала в Большом театре репертуарный спектакль «Шопениана» (свой выпускной спектакль 1928 года в училище) и навсегда сошла со сцены. Однако вне театра и балетного класса Уланова уже не могла себя представить и много лет продолжала приезжать на репетиции в качестве педагога.
Наступали другие времена. Появлялись иные люди. В театре царило новое поколение артистов. «Оно не понимало Уланову. Уланова не принимала новое поколение. Она удивлялась, как это можно не поздороваться при встрече или повернуться спиной при разговоре. Уланова говорила: «Сейчас артисты приходят на репетицию, но голова занята другим: гастроли, машина, дача… Я это не осуждаю. Просто я жила совсем в другое время. Мы думали о том, как бы съесть кусочек хлеба от четвертушки… Так я провела молодость, едва ли не самую страшную по своей тяжести. Как мы вообще остались живы?!»
В свои 86 лет Уланова начинала каждый свой день с балетного станка и являлась в театр в строго определенное время безукоризненно одетой, подтянутой и стройной, тогда как молодые люди в дань
302
моде одевались нарочито небрежно. Однако никому в голову не приходило осудить приверженность Улановой к своему собственному стилю. «Слишком мелкими казались эти женские штучки рядом с Улановой, — вспоминают те из женщин, кто ее хорошо знал. — В общении она была деликатна, доброжелательна. И недосягаема, как горизонт».
Уланова заключала в себе тайну, нечто никем не разгаданное. Никто не знал, какова ее земная жизнь.
Но зато как она раскрывалась на репетициях! Режиссер Борис Львов-Анохин вспоминает: «Уланова в 1996 году ездила в Петербург, в Мариинском театре репетировала Джульетту с молоденькой танцовщицей Майей Думченко. Ромео был Андрис Лиепа. Эта поездка обернулась для нее большой радостью. Ей понравились балерины Мари- инки и их педагоги. На репетиции она, к удивлению и восхищению всех, показала знаменитую поддержку из «Ромео и Джульетты». Она поднялась на руках Андриса Лиепы, оказалась у него на груди, лицо в лицо, и изумленно вгляделась в него, удивленно развела руки. Сама Уланова говорила об этом моменте так: «Джульетта, еще беспечная, беззаботная девочка, шаловливо срывает маску с Ромео, впервые видит его лицо — и будто молния сверкнула, выстрел раздался. Она подбегает к нему… Движение губ должно говорить: что случилось со мной? Кто ты? Что с нами произошло?» И все это Уланова сыграла в репетиционном зале Мариинки, и не только сыграла, но и легко показала сложную поддержку. А ей было уже 86 лет».