А теперь добро пожаловать в мир поисков, гипотез и легенд!
ВОКРУГ КНИГ
Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
ЗАКОЛДОВАННАЯ ЛИБЕРЕЯ
В 1947 году я работал корреспондентом газеты «Вечерняя Москва». Приближалось 800-летие столицы, и газета начинала печатать юбилейные статьи по истории города.
Однажды в редакционном коридоре меня остановил литературный секретарь газеты Александр Александрович Соколов.
— Побывали бы вы у археолога Игнатия Яковлевича Стеллецкого. Он в 1930-х годах вел в Москве раскопки, искал так называемую либерею царя Ивана Грозного. Твердо был убежден, что эта библиотека, состоявшая из ценнейших античных рукописей, не только существовала, но и сохранилась в подземельях Кремля. Побеседуйте с ним и, если что есть новое, интересное, хотя бы в перспективе, напишите для газеты… Ну, пойдемте в мой кабинет, отыщу адрес.
Через час я уже стоял перед ничем не примечательным двухэтажным домом на улице Герцена. Царили ранние январские сумерки. Звонок был старого, «допотопного» типа — железный прут с деревянной ручкой.
Дернул раз, второй, третий. Наконец наверху что-то зашуршало, лестница заскрипела под тяжестью спускавшегося, дверь приоткрылась на цепочку.
— Кого?
— Мне нужен археолог Стеллецкий. Я корреспондент «Вечерней Москвы».
Дверь открылась. Передо мной стоял высокий прямой старик в засаленной телогрейке и валенках, без шапки. Седенькая бородка клинышком, необыкновенно живые темные глаза…
— Пойдемте!
Я шагнул за хозяином. Но в это время погасло электричество.
— Опять, — досадливо проворчал старик. — Ну ладно, держитесь за меня.
Сверху донеслось:
— Может, ко мне сначала?
— Что ты, Маша, он не маленький, не испугается.
Эти слова несколько удивили меня, но думать было некогда, нужно шагать за хозяином… Вот мы уже поднялись.
— Левее, левее, сюда. Так. Здесь диван, не споткнитесь. Теперь можно садиться. Только осторожно, пружины выпирают.
Я нащупал руками местечко и присел на диван.
— Скажите, — прозвучал у меня над ухом знакомый голос, — за эти полтора послевоенных года вам не приходилось бывать в Эстонии, например, в городе Пярну?
— Нет, — удивился я. — А что?
— Никак не могу узнать, разрушено ли там здание архива, что в сквере рядом с памятником поэтессе Лидии Койдулы… Впрочем, сие длинная история.
В этот момент зажегся свет. И здесь я чуть не подпрыгнул со страху. Над шатким письменным столом — два черепа с кроваво-красными глазами, — в них вставлены крохотные электролампочки. В больших ящиках у стены явно человеческие кости. Стены и даже потолки расписаны изображениями скелетов. От всего, казалось, веяло могильной сыростью.
Я никак не мог прийти в себя. Стеллецкий был недоволен.
— Я думал, корреспонденты столичной прессы народ более подтянутый… Сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Тем более!
И, видя мое недоумение — зачем, мол, все это здесь нагромождено, — вдруг встал и многозначительно произнес:
— Через все это должен пройти каждый, кто по-настоящему отважится совершить подвиг отыскания библиотеки Ивана Грозного. Цель великая… А в соседней комнате увидите то, что ожидает этого героя и счастливца. Идемте.
Он крепко взял меня под руку. Мы вошли в соседнюю комнату. Стены ее были голубые. Художник (как вскоре выяснилось, сам Стеллецкий) изобразил беломраморные бюсты каких-то мудрецов и поэтов, фигуру музы с арфой в руках.
После промозглого склепа здесь было отрадно. А когда жена археолога, Мария Михайловна, угостила еще и чаем с вареньем, неприятная тягота и вовсе прошла.
Так я стал бывать у Игнатия Яковлевича Стеллецкого, и с каждым разом все шире и все глубже раскрывалась его необычайная жизнь и удивительные поиски.
Не забыть мне тех зимних вечеров 1947 года. С нетерпением ждал я каждой встречи с «неистовым кладоискателем», как прозвал Стеллецкого писатель Роман Пересветов, которого я иной раз встречал в этой удивительной квартире.