«Сколько у царя рукописей с востока?
Таковых всего до 800, которые частию он купил, частию получил в дар.
Большая часть суть греческие; но также много и латинских. Из латинских видены мною:
Ливиевы Истории, которые я должен был перевести.
Цицеронова книга де република и восемь книг историарум.
Светониевы истории…
История Тацита.
Книги римских законов.
Юстиновы истории.
Вергилия Энеида и Итх.
Сии манускрипты писаны на тонком пергаменте, имеют золотые переплеты.
Салюстиева война Югурты и сатиры Сира.
Греческие рукописи, которые я видел, суть:
Полибиевы Истории.
Аристофановы комедии».
Стеллецкий на минуту умолк и снова продолжал с жаром.
— Я сегодня уже говорил Пересветову, что культурный мир вздрогнул бы, если бы это сокровище обнаружилось. Открылся бы новый пласт прошлого. Восемьсот манускриптов! Труд Ливия о Римской империи состоял из 142 томов, а до нас дошло только 35. Ведь мы вовсе не знаем его «Историарума», а сочинение «Де република», что значит — «О государстве», известно нам лишь в своей небольшой части, которую открыл в прошлом веке библиотекарь Ватикана Анджело Маи. История Светония известна лишь с большими пропусками. Из двенадцати томов истории Тацита до нас дошло четыре с четвертью. Упомянутые в таинственном списке сочинения поэта и оратора Кальвуса вовсе неведомы. Какие комедии бессмертного Аристофана были в либерее? Не те ли, которые скрылись во мраке времени? А стихи Пиндара? Но ведь нам известны только его песни. И так далее, и тому подобное…
— Кто был автор перечня? Как он попал к Дабелову? О какой библиотеке идет в нем речь?
— Дабелов его получил, как я уже упоминал, из Пернова. Архивы городов тогдашней Эстляндской губернии присылали ему всевозможные старинные документы, и он печатал в разных сборниках выдержки из них. В полученной из Пернова черной тетради оказались пожелтелые листки. Давно выцветшие чернила. Записи на старонемецком языке… Они содержали приведенный мной перечень. А кто был автор и о какой библиотеке в нем была речь, прояснилось позднее, когда в Дерпт приехал преподавать профессор Вальтер Клоссиус, специалист по манускриптам. Он, как только узнал о публикации Дабелова, сейчас же бросился к своему коллеге, и между ними произошел приблизительно такой разговор:
«Где оригинал опубликованного вами списка?»
«Я отправил его по снятии копии».
«Да знаете ли вы, что это такое?»
«Догадываюсь, что автор списка видел библиотеку какого-то московского царя».
«Безусловно, Ивана Четвертого, называемого Грозным. А известна ли вам „Ливонская хроника“ Ниенштедта в части эпизода с пастором Веттерманом?»
«„Ливонскую хронику“ знаю, но этот эпизод не помню».
Вскоре Клоссиус вернулся с выпиской из «Хроники» и прочел ее Дабелову. Цитируя, я снова буду сокращать документ и комментировать его.
«Летом 1565 года царь Иван Грозный приказал всем дерптским бюргерам выехать вместе с женами и детьми из города. Их разместили по отдельным московским городам: Владимиру, Нижнему Новгороду, Костроме, Угличу. У них был в Дерпте пастор, именем Иоанн Веттерман, человек доброго и честного характера. Его как ученого очень уважал Грозный, который даже велел в Москве показать ему свою либерею, состоявшую из книг на еврейском, греческом и латинском языках. Эти книги, как драгоценное сокровище, хранились замурованными в двух сводчатых подвалах. Иван Грозный велел отворить свою великолепную либерею, которую не открывали более ста лет. И пригласил через своего высшего канцлера и дьяка Андрея Салкана (то есть Щелкалова), Никиту Высровату (Висковатого) и Фунику (Фуникова), вышеозначенного Иоанна Веттермана и с ним еще несколько лиц — Фому Шревена, Иоахима Шредера и Даниэля Браккеля, и в их присутствии велел вынести несколько из этих книг. Он нашел там много хороших сочинений, на которые ссылаются наши писатели, но которых у нас нет, так как они сожжены и разрознены при войнах, как то было с птоломеевой и другими либереями. Веттерман заявил, что хотя он беден, но отдал бы все свое имущество, чтобы только эти книги были в протестантских университетах».
Стеллецкий передохнул и вдруг воскликнул:
— Веттерман пожертвовал бы все имущество! А я бы, кажется, пожертвовал и жизнью, лишь бы отыскать это сокровище, к которому я был так близок!
Игнатий Яковлевич продолжал:
— «Канцлер и дьяк предложили Веттерману перевести какую-нибудь из книг на русский язык. Веттерман с товарищами на другой день стал совещаться и раздумывать, что-де как только они кончат одну книгу, то им сразу же дадут переводить другую, таким образом придется заниматься до самой смерти. Да, кроме того, благочестивый Веттерман понял, что, приняв предложение, ему придется отказаться от своей паствы. Обо всем этом впоследствии мне рассказывали сами Томас Шревен и Иоанн Веттерман. Книги были страшно запылены, и их снова спрятали под тройные замки в подвал».