– Где же мы их возьмем? – скептически наклонила голову Кваземода, старая белая курица с порванным чьим-то безжалостным клювом гребешком.
– Яйца-то на что? Будем нестись, выводить потомков, подмога подрастет быстро, даже не заметим!
– А если яйца так и будут забирать?
– Тебе клюв даден не только для того, чтобы перышки чистить. Если врагу выклевать глаза, он станет совсем беспомощен. Достаточно только усыпить его бдительность, а там – дело техники.
– А кушать? Что мы будем кушать?
– Королева сказала, что все, чем нас кормят, валяется целыми горами в таких специальных курятниках. Люди отдают что-то незначительное за еду: то ли траву, то ли листья… Вспомнила! Хуже! Совсем не съедобные бумажки. А нам и бумажки не нужны. Людей же не будет.
– Как это? – всполошилась Кваземода, считающая себя очень умной и предусмотрительной, – а кто будет нам прислуживать? Убирать мусор?
– Отстали вы, тетушка, – презрительно отвернулась Жанна, – жить надо не в курятниках, а домах. А там чисто, никогда мусора не бывает, сама видела, – компетентно добавила она, – когда у меня лапка болела, дед делал мне операцию в доме. Там вполне комфортабельно, жить можно.
– Деда жалко, – вздохнула совсем молоденькая курочка, не имеющая еще ни имени, ни права голоса, – он добрый!
– Вот тебе то и поручим его, – фыркнула бездушная Жанна, – никакой жалости. Так приказала королева. Кто ослушается, лопнет!
Куры сгрудились плотнее и стали обсуждать план нападения на своего кормильца.
Робеспьер, которому удалось все-таки подслушать самый конец разговора подчиненных, пребывал в негодовании. Ну ладно бы еще собрание прошло под его председательством. Ладно, если бы он принял все решения и объявил их под общий гул аплодисментов. Но то, что устроили безропотные ранее подопечные, не входило ни в какие рамки!
"Ну погодите у меня, – решил Робеспьер, – я вам покажу бунт на корабле! Я вам покажу королеву! Всех на сациви пущу!
– Интересно, как ведут себя домашние птицы? – задумалась Лида. – Их тоже поразила инфекция или милые канарейки все так же щебечут в клетках?
– Нет проблем! Давно пора навестить бабушку Анну, – осенило Костика.
С бабушкой Анной дети познакомились при не совсем обычных обстоятельствах. Нечисть, жившая в комнате Лиды, подожгла дом старушки. Бабушка особо не пострадала, но дом сгорел. Впрочем, детям обманом удалось заставить зловредную игрушку исправить положение. Неразлучная троица каждый день посещала бабушку в больнице. Они подружились и продолжили знакомство, навещая старушку уже в ее новом доме.
Особой достопримечательностью квартиры бабы Анны был старый попугай жако по кличке Штирлиц. Попугай сам прилетел на ее балкон теплым летним днем и вежливо представился. На газетные объявления, которые давала бабушка, никто не откликнулся, и Штирлиц остался жить у бабули. Он великолепно выговаривал стандартный набор фраз, мог даже снять телефонную трубку. Правда, его разговор с абонентом не отличался особым разнообразием. После фразы :"Отдел расстрелов", неизменно следовала: «Штирлиц у аппарата». Дальше все повторялось, как по заколдованному кругу.
Несведущие люди пугались и бросали трубку, мучительно гадая, был ли у его собеседника определитель номера, а близкие знакомые терпеливо уговаривали позвать бабушку к телефону. Когда Штирлицу надоедала содержательная беседа, он громко кричал: «Никого нет дома!», и прерывал связь. Когда бабушка была дома, она прогоняла разговорчивого постояльца и отнимала у него телефонную трубку.
Костик нажал на кнопку звонка.
– Приходите завтра! – ответили за дверью.
Но детей уже нельзя было обмануть. Пару раз, поддавшись на провокацию, они уходили не солоно хлебавши. Но потом вычислили негостеприимного хозяина и терпеливо ждали, когда им откроет дверь истинная хозяйка.
Вот и сейчас дверь открыла бабушка Анна. Лицо ее было озабочено. Под глазами залегли синие круги. Но детям она явно обрадовалась.
– Как прекрасно, что вы пришли! – сказала она. – Дочка с мужем уехали в отпуск, а со Штирлицем моим что-то случилось. Он был такой ласковый, спокойный, а теперь говорит какие-то новые, нехорошие фразы, ругается на меня, даже пытался клюнуть. Может, поможете поймать его и посадить в клетку, пока не успокоится?
Дети переглянулись и молча переступили порог.
– Бей ментов!! – раздался вопль, и что-то серое, шумное обрушилось прямо на головы подростков.
Первое время ничего не было понятно. Девчонки визжали, бабушка причитала, Штирлиц (а это был он), громко хлопал крыльями и отдавал кому-то невидимому команды:
– Окружай! Подбрось патроны! Квадрат Е-5, пли! Волки позорные!
Наконец Костику удалось изловить бандюгу, накинув на него шаль бабушки, и запихнуть бунтовщика в клетку.
Тот долго сидел, нахохлившись, потом пригладил клювом взлохмаченные перышки и угрюмо уронил:
– Я королеве нажалуюсь. Она вас в «Трилл» превратит.
– Какой королеве? – машинально спросила Лидочка.
– Королеву не знают! – всплеснул Штирлиц крыльями. – Матушка наша, освободительница. Пришло, наконец, и наше время. Теперь мы будем главными, а вас заставят трубки телефонные снимать и песни для нас орать.
– Это ты со мной разговариваешь? – не поверила Лида.
– С тобой, с тобой, курица общипанная! Слопала в прошлый раз все конфеты, бедная птичка голодовала неделю.
– Вот видите, – густо покраснела бабушка, – и так весь день. Раньше он, конечно, говорил, но неосознано. А теперь отвечает, да так нехорошо, грубо.
– Оставь, старушка, я в печали, – вздохнул некстати Штирлиц.
– Скажите, пожалуйста, – попыталась пойти на мировую Юля, – что случилось со всеми птицами?
– Это допрос? – заподозрил неладное попугай, – без своего адвоката я ничего не скажу. Ни о прекрасной королеве, которая открыла нам глаза, ни о казни, которая ожидает предателей, ни о наших планах, в которые входит уничтожение всего человечества, ни о методах ведения войны, которые мы вам скоро продемонстрируем, ни о том, что королева Леггорна прячется в шкуре воробья. Можете меня пытать, но от резидента Штирлица никто не узнает, что погубить ее можно, только если…
Клюв птицы был как обычно приоткрыт, но озвучивание куда-то исчезло. Словно кто-то невидимый нажал на кнопку телевизионного пульта и выключил звук.
Штирлиц не сразу заметил, что он онемел. Видимо, в душе он продолжал и дальше выдавать такую ценную для ребят информацию. Но вдруг клюв его закрылся и глаза затянулись пленкой. Попугай стал медленно, но заметно раздуваться. Через несколько секунд он уже напоминал по своим объемам сову, потом стал круглым, как шар. Серый шар раздувался, раздувался, пока не заполнил собой всю клетку. В этот момент тонкая кожа не выдержала, и шар оглушительно лопнул.
– Ложись! – успел крикнуть Костик.
Зеленовато-желтый дым с запахом серы заволок комнату. Когда он рассеялся, комната напоминала собой птичье гнездо, только что приготовленное для вывода потомства. Везде: на мебели, на полу, даже на люстре лежали невесомые серые перышки, а клетка Штирлица была непривычно пуста.
Робеспьер с деловым видом прогуливался по загону. Он использовал все артистические способности, подаренные ему природой, чтобы куры не заподозрили неладное. Кто бы знал, чего ему это стоило! С юношеских лет привыкший к полному подчинению особ женского пола, петух еле сдерживался, чтобы не высказать бывшим подругам все, что он о них думает.
На его памяти не было ничего подобного, и даже отец, обычный деревенский Петька, не давал своему тогда еще безымянному цыпленку никаких рекомендаций по поводу усмирения женского бунта. Поэтому четкого плана войны с неверными женами в его непривыкшем к долгим рассуждениям мозгу еще не сложилось. Но инстинкт подсказывал: война необходима! И необходимы сильные и мудрые союзники.
Вот за решеткой загона замаячила знакомая реденькая бороденка, и родной, скрипучий голос подал сигнал к началу приема пищи. Куры насторожились и подобрались. Жанна подскочила к молоденькой курочке, пожалевшей деда, и стала боком подталкивать ее к калитке, за которой вот-вот должен был показаться их кормилец.