Когда способность не только видеть, но и понимать вернулась, Хальрун осознал, что полицейских в котельной находится четверо, и все они были ему знакомы. Те же люди ходили на обыск к госпоже Лалле. Газетчик закричал, что находится совсем рядом, за дырявой дверью, и замахал Тольму так, что рука, казалось, вот-вот отвалится. Старший детектив ответил своим характерным раздраженным взглядом, а потом что-то сказал стоящему рядом Дорену. Последний уже давно посматривал в сторону Хальруна.
– Добрый день, детективы! – кричал газетчик. – Мне требуется ваша помощь!
Хальрун попытался отодвинуть кресло, но не сумел сместить его даже на сантиметр. То ли силы оставили журналиста, то ли именно страх за свою жизнь помог ему перетащить такую тяжесть. Сержанты занимались усмирением Майля, который забыв про топор, рвался к хозяйке, Тольм занимался Мализой, и высвобождать Хальруна пришлось Дорену. Детектив пытался сдвинуть кресло, просунув руку в прорубленную щель посреди двери, а на журналиста напала болтливость.
– Вы не представляете, что здесь было! Эти двое хотели меня убить! Убить, а потом сжечь! Прямо тут, прямо в топке! А потом Мализа призналась в убийстве вея Лакселя...
– Я знаю, вей Осгерт, – спокойно ответил Дорен, чем сбил настрой Халруна.
– Знаете? Откуда?
– Но ведь мы были рядом. Ваш план заставить вейю Кросгейс признать вину был блестящим. Вы очень ловко разговорили ее... – Дорен прервал необычную для себя хвалебную речь и посмотрел на газетчика. – Разве вы не специально отправили служанку в управление? Вы должны были знать, что мы придем, и поэтому добивались признания вейи?
Хальрун сглотнул, усмехнулся и смущенно потер ладони друг о друга.
– Я, конечно, не мог быть уверен, что вы прибудете вовремя... Но, да... Я на это рассчитывал... Надеялся...
– Ясно, – ответил Дорен с легкой, но до обидного понимающей улыбкой. – Отличная работа, вей Осгерт! А сейчас, не могли бы вы помочь мне, вместо того чтобы изображать столб.
– Помочь? – опомнился Хальрун. – О, конечно!
Вдвоем дело пошло быстрее, и вскоре кресло удалось отодвинуть от искалеченной двери. Образовался проем, достаточный, чтобы худой человек протиснулся наружу, а у Хальруна, тем временем, созрел новый вопрос.
– И долго вы там стояли? – спросил он, кивнув в сторону лестницы.
Котельная опустела. Преступников увели, причем Майля пришлось тащить силой, а Мализа плакала, когда детектив Тольм провожал ее к выходу.
– Довольно долго, – признался Дорен. – Когда мы пришли, я услышал, как вы предложили вейи отдать письмо. Это очень хорошо. Письмо – мотив, без которого обвинения становятся ненадежными, а она призналась, что письмо существовало.
– Рад был помочь, – буркнул Хальрун, осознавая, сколько страха он натерпелся напрасно, когда помощь находилась совсем близко.
– Не обижайтесь, вей Осгерт. Так было нужно.
– Я это, конечно, понимаю, детектив Лойверт, но мне от этого не легче... А! Вейя Нетта!
Девушка ждала журналиста на лестнице в котельную. Испуганные глаза Нетты казались огромными – она еще не полностью отошла от шока, хотя все ужасы уже закончились.
– Спасибо, вейя, – сказал Хальрун, прижав руку к сердцу, – вы спасли мне жизнь. Я перед вами в неоплатном долгу.
– И помогли разоблачить убийцу, – добавил Дорен.
– Но первое все равно важнее!
– Не могу не согласиться.
– Правда? – удивился журналист.
– Жизнь, бесспорно, важнее всего остального... Вейя Хольмиз я буду рад отвести вас в управление. Подготовьтесь, пожалуйста, и выходите на улицу.
Растерянная служанка сделала поклон и ушла в глубину дома. До того как скрыться с глаз, она постоянно оглядывалась на мужчин.
– Хольмиз? – спросил Хальрун.
– Вам следует запомнить имя своей спасительницы.
– Нетта Хольмиз? – повторил газетчик. – Я запомню.
В доме вовсю распоряжались полицейские, которые затеяли обыск и гоняли перепуганных слуг. Хальрун смертельно устал, но он чувствовал себя победителем и имел полное право свысока смотреть на возню вокруг.
– Сможете поехать в управление со мной? – спросил Дорен.
– У вас есть сомнения?
– Вы плохо выглядите, вей Осгерт.
Хальрун усмехнулся и помахал ладонью, в которую успел засадить с десяток заноз, пока выбирался из комнаты.
– Могу представить, – сказал газетчик, – но надеюсь, у вас в управлении найдется хотя бы один мягкий диван? Я бы вздремнул, пока буду ждать приглашения вашего начальника.
– Диван найдется, – пообещал Дорен. – Подождем вейю Хольмиз и поедем.
– Я готов! – твердо сказал Хальрун.
Он уже предвкушал, что расскажет про вейю Мализу. Злорадство помогло победить усталость, и свежий воздух тоже способствовал бодрости. Освобождение из подвала оказалось лишь половиной удовольствия. Вкус настоящей победы Хальурн ощутил, когда вышел на улицу.
– Наш город такой красивый, – сказал он Дорену. – Только посмотрите вокруг. Как замечательно жить в таком городе!
– Он станет лучше, когда в нем не будет таких людей, как вейя Кросгейс, – отозвался полицейский.
– А вы придира. Я довольствуюсь малым.
– Пока что вы не пришли в себя после случившегося. Подождите немного, и малого вам станет недостаточно.
– Мрачное пророчество, – ответил Хальрун, подавляя желание потянуться, чтобы размять спину. – Нам с вами будет нечего делать, если все злодеи пропадут. Вам будет некого ловить, а мне – не о ком писать.
Потом газетчик увидел выходящую из дома Нетту.
– Вы быстро, вейя! Тоже не хотели задерживаться в этом доме?
Девушка смутилась. В руках она стискивала сумочку, немного потертую, но в прошлом очень красивую (видимо, раздача своих вещей слугам являлась обычным делом для вейи Кросгейс). На Нетте было темно-коричневое пальто с клетчатым воротником и простая шляпка. Служанка так спешила, что не стала менять рабочее платье, и его черный подол виднелся из-под верхней одежды, словно траурный кант.
– Едем! – распорядился Дорен.
В управлении детектив показал Хальруну тихий уголок с диваном, где журналист смог прилечь, согнув ноги в коленях. Находилось это чудесное место в одном из запертых кабинетов. «Кровать» оказалась жесткой, но газетчику было все равно.
– Вас тут никто не побеспокоит, – пообещал Дорен. – Отдохните. Детективу Тольму вы понадобитесь нескоро.
– А вы? – спросил Хальрун.
– Не меня сегодня хотели убить. Нет ничего сложного в том, чтобы провести еще одну ночь за работой.
– Не хотите тоже немного вздремнуть?
– У меня еще много дел, вей Осгерт. Я лучше закончу их скорее и уйду пораньше с работы.
– Хоть так, – ответил Хальрун, закрывая глаза.
Дорен ушел, и газетчик погрузился в тревожный, беспокойный сон еще до того, как за детективом закрылась дверь. Снилась ему отвратительная муть.
***
– Поздравляю с успехом, детектив! – Хальрун поднял бокал, для разнообразия наполненный вином, а не пивом.
Завершение процесса они отмечали в «Горбатом льве», куда отправились сразу после последнего судебного заседания. Дело Мализы Кросгейс вышло громким: за судьбой девушки следили не только в Роксбиле или в Центральном округе, но и по всему Бальтауфу. Сегодня, наконец, все закончилось.
– И вас тоже, вей Осгерт! Приговор – ваша заслуга.
– Не стану отрицать, – улыбнулся Хальрун. – Ложная скромность не по мне.
– Как и благоразумие.
– О нет! Только не снова! – шутливо пожаловался газетчик.
Когда Дорен узнал, как журналист оказался в подвале Мализы, то страшно разозлился. Разумеется, полицейский не повышал голос и даже не ругался, зато он произнес целую речь о безответственном вмешательстве дилетантов в дела полиции. Журналист в ответ оправдывался успехом, – без его помощи Мализу не получилось бы так легко вывести на чистую воду, – но в глубине души Хальрун знал, что действовал неосторожно. Конечно, никто бы не подумал, что встреча с милой веей едва не закончится в печи, поэтому признавать правоту детектива Хальрун не хотел. О методах вести расследование они с Дореном спорили при каждой встрече, пока шло дознание и проводились заседания суда.