— О Боже, Пич! — Лоис соскочила с кровати, заворачиваясь в простыню. — Какого черта ты здесь делаешь?
— Тебе не следует так говорить, — заметила Пич неодобрительно.
Мужчина начал смеяться, и Лоис зло посмотрела на него, схватив Пич за руку и выводя ее из комнаты. Дрожащей рукой она дала Пич стакан воды.
— Обещай, — сказала Лоис, — что ты никому ничего не расскажешь, никому вообще. Особенно маме и Жерару.
Пич обещала, хотя ей было любопытно, почему это является таким секретом.
На следующий день они поехали в Сен-Жан на Кап Ферра, и было необыкновенно приятно увидеть бабушку. Она так была похожа на маму, и это успокаивало, так как Пич ужасно скучала по маме. И там был Джим, который ее смешил и играл с ней в прятки, помогал плавать и брал с собой ловить рыбу. И Леонора, ее вторая сестра, которая была похожа на Лоис, но была совершенно другой. Конечно, она любила и Леонору тоже, но не так, как Лоис.
Спустя некоторое время Пич начала замечать странные вещи. Все замолкали, когда она входила в комнату, и как бы надевали на лица яркие веселые маски, которые, как считали взрослые, могли позабавить детей, но их глаза не улыбались, как обычно. И когда они думали, что ее нет поблизости, их лица были какие-то вытянутые и серьезные.
— Война, — говорили они. — Итак, война.
На их лицах отражалась озабоченность, и Пич чувствовала страх, который скрывался за незнакомым словом.
Неожиданно все лихорадочно начали суетиться, торопливо паковать вещи, готовясь к отъезду. Джиму удалось достать места на корабле.
— Одно из последних, — как он говорил Лоис. — Совсем не остается времени, мы должны уезжать немедленно.
Пич потерла рукой свою гудящую голову.
— Пожалуйста, могу я остаться? — жалобно попросила она, беря Джима за руку. — Разве вы с бабушкой не хотите быть со мной больше?
Джим схватил ее на руки.
— Ты нужна нам, — улыбнулся он, — но ты нужна и маме с папой. Мы скоро опять увидимся, моя маленькая Пич, к тому же, несмотря ни на что, я отвезу вас на Марсельские острова, так что это еще не прощание.
Во время путешествия Пич чувствовала себя разбитой и уставшей. Она несколько раз засыпала, а проснувшись, с безразличным видом смотрела в окно и видела, что все машины едут в том же направлении — на запад, в Испанию. В машине было душно.
— Пожалуйста, — просила она, — давайте поедем обратно. У меня болят глаза и голова.
— Вытянись на сиденье и постарайся заснуть, дорогая, — предложила Лоис, сидя впереди с Джимом, — это отвлечет от долгой поездки.
— Но, Лоис, у меня действительно болит голова. — Пич наклонилась вперед, обняла шею сестры и положила пылающую голову на холодную щеку Лоис.
Лоис взяла Пич за руку.
— Джим, — сказала она тихим голосом, — я думаю, у нас беда.
Джим оторвал свой взгляд от дороги, и их глаза встретились.
— Она горит, у нее лихорадка, — сказала Лоис тихо. Возвращаясь на виллу, Лоис держала ее на руках. Леони поспешила им навстречу, удивленная и испуганная их неожиданным возвращением. Она схватила Пич и погрузила ее в ванну с холодной водой, постепенно добавляя лед до тех пор, пока прохлада не остудила пылающее тело Пич. Затем приехал доктор и тщательно осмотрел девочку. Лоис рассмеялась, когда он сказал, что это корь, опасный случай.
— Я всегда думала, что корь — совсем простая болезнь, — сказала она.
— Мы поедем на следующем корабле, — устало произнес Джим.
Пич становилось хуже. Голова болела так, будто разрывалась на части, ныли ноги. Затем что-то стало давить на грудь.
— Папа, — плакала она, мотая головой из стороны в сторону, стараясь избавиться от боли, напрасно пытаясь найти холодное местечко на подушке, которая стала мокрой от пота. — Папа!
— Это не корь, а полиомиелит, — сказал доктор Марнокс из больницы в Нейи, — редкое заболевание, которым болеют дети и молодые люди. Чтобы ей было легче дышать, мы наденем респиратор, но, мадам и месье, — его большие карие глаза смотрели на них, — я боюсь, что надежды мало.
Лоис бросилась к доктору:
— Что вы имеете в виду? — вскричала она. — Вы говорите, что моя сестра умирает?
Схватив его за лацканы накрахмаленного белого халата, она готова была убить его.
— Мадемуазель, мадемуазель, пожалуйста, — тщетно пытался он отстранить ее. — Я ничего не могу сделать, это болезнь, о которой мы очень мало знаем. Мы можем только надеяться.
Руки Лоис бессильно опустились, а доктор нервно поправил помятый халат.
— Мы все сделаем для нее. Мы все этого хотим.
— Доктор Марнокс, — раздался высокий чистый голос, — Моя внучка не умирает, вы поняли, месье? Она не умрет.
Доктор Марнокс нервно смотрел на яростную молодую даму и пожилую, охваченную тихим отчаянием.
— Конечно, нет, мадам, — успокаивающе ответил он, — Конечно, нет.
— Я останусь с ней, — сказала Леони, подходя к страшной белой двери, за которой была ее внучка.
Доктор посмотрел на Джима, беспомощно пожал плечами.
— Как она захочет, месье, — пробормотал он. — Мы сделали все, что могли.
Все трансатлантические линии были заняты, и разговоры прослушивались или их прерывали. Джиму понадобилось два дня и существенное влияние, чтобы дозвониться Жерару в Майами.
— Я выезжаю сейчас же, — сказал Жерар, голос его звучал напряженно.
— Здесь уже много проблем, — предупредил Джим. — Помни, коль уж ты будешь здесь как французский гражданин, возможно, тебе не удастся уехать.
— Даже если Пич не была бы так тяжело больна, — ответил Жерар, — я бы вернулся, чтобы сделать все, что смогу, для своей страны.
Жерар всегда только формально интересовался империей бизнеса де Курмонов, построенной его отцом, доверяя управление обширными автомобильными предприятиями и их компаниями на периферии, фундаментальными предприятиями по обработке железа и стали, проката, фабриками в Валанене, которая производила ружья и другие виды вооружения, совету директоров. И даже то, что в воюющей стране все это сходилось под угрозой разрушения, ушло на второй план по сравнению с тем, что его маленькая любимая Пич была опасно больна. Используя связи, он смог попасть на самолет, летящий из Нью-Йорка в Лиссабон. После двух дней ожидания рейса в Париж, который был отменен, Жерар, снова используя связи, достал билет на самолет в Мадрид и там пересел в переполненный, медленно идущий поезд на Барселону, где он убедил таксиста довезти его до Жерона. В поисках машины он обошел весь город, но, по иронии судьбы, человек, владеющий одной аз старейших автомобильных компаний в Европе, не смог найти ничего. В отчаянной тревоге он прорвался в американское консульство, локтями прокладывая себе дорогу сквозь ряд мрачных, взволнованных людей, ожидающих визы, стоящих на ступеньках. Длинная очередь огибалаздание и, казалось, никогда не сдвинется с места. Его визитная карточка, посланная через надменного лакея, который с удовольствием использовал свою бюрократическую власть, возымела мгновенное действие. Именем де Курмона пренебречь было нельзя. Консульская машина с шофером немедленно была предоставлена в его распоряжение, и Жерар пересек границу, покрывая бесконечные километры между Жероном и Нейи в просторном «крайслере» с американским флагом, который привлекал внимание всего потока машин, двигавшегося в противоположную сторону.
Даже небритый и уставший после шести бессонных дней пути, Жерар был все же очень красивым мужчиной, думала Леони, — как Месье. Но волевое лицо Жерара и внимательные голубые глаза не были тронуты печатью цинизма, как глаза его отца. Хотя у него были мощные плечи и тяжелая походка, Жерар был утонченным человеком, его интересы ограничивались заботами о семье и профессией архитектора. У него не было ни намека на властность, как в личных отношениях, так и в работе, что отличало его от отца. Леони крепко сжимала его руки.
— Пич все еще серьезно больна, Жерар, — тихо говорила она, — но уже неделю она находится в стабильном состоянии. Это дает надежду.