A Syndy, sanottih, se on senmoine suuri gu hyvä, suuri heinysoatto. Kai, sanou, hovut salboau… A toici šanotah, gu tiedoijah, pahus tulou heinysoatonnu. Pahus. Daaze, šanotah, icekseh heinysoatto tulou i pr’aamo sinuh. Se on paha, paha. On posloovitsu moine: “Necie ukses tulou gu suuri Syndy!“
Раньше во время летних Святок ничего плохого не делали. Нельзя было спорить, и ничего плохого говорить. Во время земли Сюндю замечали, чтобы сильно не греметь и не стучать. Чем больше гремишь да стучишь, значит, и жизнь тоже будет шумной да… Во время земли Сюндю старались потише жить.
Да еще говорят, что если очень веселишься, стучишь да гремишь, то и Сюндю в тот день не будет слышен. Если хочешь Сюндю услышать, то в этот день должно быть (тихо).
А Сюндю, говорили, – это такое большое, как хорошая, большая копна сена. Все, говорили, ходы закроет… А иногда, говорят, когда колдуют, что лихо приходит в виде копны сена. Плохое приходит. Даже, говорят, сама копна идет и прямо на тебя. Это плохо, плохо. Еще пословица есть такая: «Вот в дверях идет как большой Сюндю!»
ФА. 3265/74-76. Зап. Лавонен Н. А., Степанова А. С. в 1991 г. в п. Соддер от Сергеевой Н. И.
50
Vierissän välillä Syndie kuuneldih. Sillä välillä ei ni ligavezie kuattu pihalla, eigä latetta pesty… En tiijä mintäh, ei annettu kuadua ligavezie. Vuatteita ei pesty sillä välillä.
В Святки Сюндю слушали. В этот промежуток ни грязную воду на улицу не выливали, ни полы не мыли… Не знаю, почему, не давали выливать грязную воду. Белье тоже не стирали в этот промежуток.
ФА. 2939/15. Зап. Конкка А. П. в 1986 г. в д. Реболы от Илонен А. А.
51
Enne Synnynmoan aigah kaksi nedälie sobii ei pesty. Ei pesty. Jongoi tiettih net äijät, tullah kaksi nedälie sit jongoi enimät sovat da nenga uborkat kai enne piettih… A en tiije, mindäh se muga privicku oli otettu, što ei. Jumalan veeruindah vai kui se muga, en tiije voopse, en tiije, mindäh ei mugalei. A vie nygöi hot’ myö emmo tiije kuni, minä hot’ unohtan necis, enne hot’ i kuulin, a en musta, a sen mustan, što nenet proazniekan päivät ollah, niilöin aigah ei pestä…
Раньше во время земли Сюндю две недели белье не стирали. Не стирали. Уже знали про это время, наступят эти две недели, и уже основное белье и уборку раньше проводили. Не знаю, откуда эта привычка пошла, что нельзя. Из-за веры в Бога или почему, не знаю вообще, почему так. А еще и теперь, хоть мы и не знаем, я вот хоть и забываю что-то, о чем раньше слышала…. А это помню, что это праздничные дни, в это время не стирают.
ФА. 3363/18. Зап. Иванова Л. И. в 1997 г. в д. Ведлозеро от Егоровой М. Ф.
Сюндю появляется как копна сена
52
Myö kerran kergiimö Syndyy kuundelemah. Vahnu boabusku, Miikulan Dasa: “Läkkeä, minä yhtelläh teidy siizmankel kierän“. Kierdeä pidäy! I menimmö, lähte oli järvel. Syndyy kuundelemah. Kumardimmokseh kaikin sinne, peät panimmo moah. Häi ymbäri meidy kierdi siizmal, rubeimo kuundelemah. Kuulemmo: kelloizet tullah Kiiskoilaspäi, ajetah. Minä sanon: “Ga IlTazen Onni on, IlTazen kelloizet kuuluu, IlTazen d’eäd’äh tulou“. Dasa se kuulou net paginat, sanou: “Olgoa, lapset, vaikkane, älgeä paiskoa nimidä, kuunelkoa ielleh“. Nu kuundelimmo, kuundelimmo, eigo tulluh sih hebuu, eigo nimidä.
Myö lähtimmö Ondrien ikkunoin oal, menimmö kuundelemah, kuulemmo ga itku kuuluu. Ikkunoin oal. Midäbo nygöi itkietäh? Annin svoad’bua pietäh, Anni, sanou, miehel meni.
Tulimmo meijän ikkunoin oaclass="underline" suhu kuuluu, suhistah. Tuldih sulahaizet – toatto syöttänyh ei, sanou: “Kaikkie syöttämäh rubie en“. Kuulen: ikkoin oal suhu kuuluu. “Mengeä eäre, mengeä eäre, syötä en,“ – sanou. Kuulen: pordahat kapettau, lähtiettih eäre.
Tulimmo täh Miikulan pihah, tulimmo ga, seizatuimo vai sih salbamoh kuundelemah. Kuulemmo: pajatetah, svoad’bu paginoa, pajuu, Feklan ikkoinan oal, necis. Dai kizatah, dai pläsitah. “Nygöi, – minä sanon Feklal, – teile on svoad’bu necis“. Sanou Dasa: “Kuunelkoa ielleh, älgeä, lapset, nimidä virkoat, kuundelkoa ielleh“. Dai kuundelimmo – kuundelimmo, lähtimmö pertih, myö varavuimmo. Kacahtim-mokseh järvehpäi: tulou sie gu heinyregi. Ylen suuri! Muga i sie ku vieröy, ku vieröy. Kuulemmo ga: tulou sie, pohjaizespäi tuulou. Dai myö pertih juoksimmo. Veräit salbaimmo kai malitunkel. Dassi sie veräit salbai, vahnu akku, malitunkel. Ikkunah emmo ruohtinuh kaccomah mennä. Emmo tiije: heinysoatto vai mi oli. Syndy naverno, Syndy. Syndy kuului.
Мы однажды пошли Сюндю слушать. Старая бабушка, Николаева Даша: «Пойдемте, я вокруг вас хоть сковородником круг обведу». Обвести круг надо! И пошли, прорубь была на озере. Пошли Сюндю слушать. Наклонились все там, головы к земле опустили. Она вокруг нас круг сковородником обвела, стали слушать. Слышим: с колокольчиками едут из Кишкойлы, едут. Я говорю: «Дак это Ильин Андрей, Ильиных колокольчики слышны, дядя Ильин едет». Даша слышит этот разговор, говорит: «Молчите, дети, не говорите ничего, слушайте дальше». Ну, слушали, слушали – не приехала сюда ни лошадь, ничего.
Мы пошли под окно Андреевых, пошли слушать, слышим: плач слышен. Под окном. Чего теперь плачут? Свадьбу Анни играют, Анни, говорят, замуж выходит.
Пришли под наше окно: шепот слышен, шепчутся. Пришли женихи – отец не накормил, говорит: «Не буду всех кормить». Слышу: под окном шепот слышен. «Идите прочь, идите прочь, не буду кормить», – говорит. Слышу: по лестнице застучало, ушли.
Пришли сюда, во двор Николаевых. Пришли, только встали около угла или ограды слушать – слышим: поют, о свадьбе говорят, песни, под окном Фёклы. И пляшут, и поют. «У вас, – я говорю Фёкле, – свадьба». Даша говорит: «Слушайте дальше, не болтайте, дети, слушайте дальше!» Слушали, слушали, и пошли домой, нам страшно стало. А как оглянулись на озеро: движутся там как будто сани с сеном. Очень большие! Как бы катятся, катятся. Слышим: идет оттуда, с севера. И мы домой побежали. Двери все с молитвой закрыли. Даша там двери закрыла, старуха, с молитвой. К окну не посмели подойти посмотреть. Не знаем: копна сена или что было. Сюндю, наверно, Сюндю. Сюндю был слышен.